Укромный уголок

Скотт сказал, что она может оставить себе его кредитку, и пообещал, что первый «взнос» поступит на ее собственный банковский счет в течение двух-трех рабочих дней. Если Эмили станет честно выполнять условия сделки, он будет перечислять ей определенную сумму регулярно. Под конец Скотт довольно улыбнулся и кивнул одобрительно — мол, с тобой приятно иметь дело. А потом отправился собирать между деревьями большие камни. Набросал их в яму и сверху накинул покрывало для пикника, до этого лежавшее на заднем сиденье «Ленд Крузера».

— На случай, если Нина решит проверить, — пояснил он.

Эмили опять вырвало.

Забросав землей яму с камнями и покрывалом, Скотт повез девушку в Ла-Рошель. По пути они не обменялись ни словом.

* * *

Внедорожник съехал на обочину рядом с автобусной остановкой у порта. На горизонте едва начинала проступать тонкая полоска солнечного света.

— Из аэропорта отправляйся в отель «Синклер» в Ковент-Гарден, — сказал Скотт. — Там уже будет готов для тебя номер. — Развернувшись, он взял с заднего сиденья свой пиджак и накинул его Эмили на плечи. — Жди меня там. Я приеду через несколько дней, и мы обсудим все подробнее.

Девушка попыталась представить себя в номере отеля, но она так свыклась с жизнью в «Керенсии», так приросла к ней душой, что не могла думать ни о чем другом. Она вспомнила день своего приезда во Францию, вспомнила, как счастлива была, как благодарна судьбе за такой подарок.

Когда первые лучи солнца позолотили океан, Скотт повернулся к Эмили и тихо попросил:

— Пожалуйста, обдумай хорошенько все, что я тебе рассказал.

Момент был важный и даже торжественный, но ей нечего было сказать в ответ. Страх и злость схлынули, оставив за собой пустоту.

Эмили бросила на Скотта последний взгляд, внимательно подмечая мельчайшие детали, будто хотела их взять с собой как сувениры. Родинка над правой бровью, аккуратная тонкая бородка под нижней губой. Ногти — сейчас обломанные и испачканные в земле. Тени под глазами и покрасневшие от усталости веки.

Наконец она открыла дверцу и вышла из машины. Закуталась поплотнее в пиджак Скотта, обернулась, и абсурдная, наивная мысль взялась непонятно откуда: «Пожалуйста, не покидай меня».

— Я был прав, — сказал Скотт с едва заметной улыбкой. — Ты действительно идеальна. Для всех нас. — Он захлопнул дверцу, и внедорожник тронулся с места.

* * *

Оказаться снова в знакомой обстановке было таким облегчением, что Эмили чуть не бросилась целовать грязную лондонскую мостовую. Проносящиеся мимо машины, взвесь выхлопных газов, сердитые горожане — что может быть приятнее в этом мире?

Она, прихрамывая, ввалилась в фойе отеля «Синклер» и, не обращая внимания на любопытные взгляды, благополучно зарегистрировалась у стойки администратора. В номере, приняв горячий душ, бросилась на комически огромную кровать и долго рыдала в подушки. Ее всхлипы и подвывания метались между стен, оклеенных текстурными обоями, и затихали в складках тяжелых штор. Мраморная статуя обнаженной женщины наблюдала за ней гладкими затуманенными глазами.

«Жди меня там. Я приеду через несколько дней».

Эмили представила, как открывается дверь и входит Скотт. Шампанское, клубника, обед в каком-нибудь приличном ресторане… Как долго он намерен прятать ее в отелях? Вечно?

Основательно нарыдавшись за два часа, девушка встала, высморкалась и закинула свою грязную сумку на плечо. Оставив пиджак Скотта на кровати, она выписалась из номера, отправилась на Юстонский вокзал и села на первый же поезд, идущий на север.

* * *

Такси остановилось напротив двухквартирного дома из песчаника с красной дверью, и у Эмили задрожали губы при виде ярко освещенных окон. Родители оказались дома, как она и ожидала. Была среда, а значит, посиделки у телевизора за просмотром «Истории дизайна»[67] и ранний ужин. Все как по часам.

Эмили протянула карточку Скотта таксисту, тот приложил ее к мобильному терминалу, и раздался писк. Деньги списались. Таксист удивленно вскинул бровь, и Эмили не могла его за это осуждать — царапины и синяки она кое-как обработала, но все еще выглядела не лучшим образом.

Плакать она начала еще до того, как приемная мать открыла дверь.

Джулиет ахнула:

— О боже мой, ты откуда? Как ты здесь оказалась? — И бросилась обнимать дочку. — Надо было позвонить!

«Когда я могла позвонить? — подумала Эмили. — Когда лежала на заднем сиденье машины? Когда в меня стреляли? Или когда я собиралась копать себе могилу?»

— Господи, у тебя кровь?! — выпалила Джулиет, схватив ее за руку.

Эмили посмотрела на свое голое, разодранное ветками плечо.

— Дай-ка мне взглянуть. — Из-за спины Джулиет показался Питер, поправляя бифокальные очки в черепаховой оправе, достал из кармана платок — наверное, он был единственным человеком на земле, кто еще пользовался матерчатыми платками, — и, наклонившись, промокнул рану, а Эмили снова почувствовала себя семилетней девчонкой.

Затем Питер выпрямился и тяжело вздохнул:

— Что случилось, Эмили?