Хотя наслаждаться процессом удавалось не всегда. Быстро выяснилось, что тут не обойтись без резиновых перчаток — в первую неделю ей в самых неожиданных местах то и дело попадались заплесневелые сэндвичи, несвежее белье и грязные чашки. Их словно нарочно разбросали по всему дому, чтобы застать ее врасплох. Всякой гнили тут было по колено, что, по мнению Эмили, и объясняло происхождение странного и довольно сильного запаха. К примеру, на третий день она почувствовала, что особенно невыносимо воняет от старинного платяного шкафа, открыла его и обнаружила внутри какое-то мертвое животное — то ли грызуна-переростка, то ли мелкую кошку. Выяснять, кто именно это был, она, разумеется, не стала — с визгом выскочила из комнаты и захлопнула за собой дверь, а открыть ее снова согласилась, лишь когда явился Ив в респираторе и с крепким мешком для мусора в руках.
Впрочем, большую часть времени работа действительно была ей в радость. Приятно было чувствовать себя полезной. Эмили включала музыку, делала звук погромче и принималась подметать, чистить, мыть под песни Леди Гаги и Бейонсе. Как сказала бы Джулиет, душа у нее отдыхала. Кроме того, девушке не приходилось трудиться в одиночку — молчаливый Ив все время был где-то рядом, решал собственные задачи и помогал ей то с одним, то с другим. Он, похоже, нешуточно принял обет молчания и держал язык за зубами, что бы ни происходило вокруг. При этом француз все подмечал и постоянно был настороже, озирался, будто искал разгорающуюся в праздничной толпе потасовку. По нескольку раз на дню, поднимая глаза, Эмили ловила на себе его взгляд — Ив стоял в отдалении, пристально изучая ее, но он никогда не улыбался и даже не здоровался. Пару раз, внезапно обернувшись, она заставала его с раскрытым ртом, будто он собирался что-то сказать. Однако Ив не произносил ни слова, а распознать выражение его лица ей не удавалось, потому что он всегда отворачивался в последнюю секунду.
Поначалу, решив, что они с Ивом в одной команде, Эмили пыталась как-то завязать дружбу — предлагала ему кофе, сэндвич или стакан воды, но в ответ получала в лучшем случае невнятное хмыканье и в конце концов признала свои попытки тщетными. Нина, похоже, пришла к тому же выводу уже давно — она никогда не приглашала Ива пообедать вместе с ними, не просила остаться после работы, чтобы выпить бокал вина, не расспрашивала о жене и детях. Таким образом, вскоре стало ясно, что команды у них все-таки разные. Если к Эмили хозяйка относилась почти как к члену семьи, Ива можно было бы назвать дальним родственником, которого все терпеть не могут. Он приходил и уходил, когда считал нужным, почти не разговаривал даже с Ниной, никогда не ел при них, выполнял самую тяжелую, шумную, грязную работу, и спустя некоторое время Эмили перестала обращать внимание на его присутствие.
Вместе с тем между ней и Ниной крепла своеобразная дружба. Нина часто заглядывала к ней в гостиный дом, приносила пару резиновых перчаток из собственных запасов и помогала убираться. Она смешно морщила нос от вони, когда они вытаскивали на крыльцо полусгнившие ковры и обследовали ящики в старых сервантах. За работой они болтали, обменивались разными историями из своей жизни и постепенно начинали чувствовать себя наедине непринужденно. Солнце сияло, вода сверкала, из колонок у бассейна неслась громкая музыка. Нина хохотала над анекдотами, которые рассказывала Эмили, потом сама позволила себе пару скабрезных шуток, и теперь им уже казалось, что они знают друг друга много лет.
Аврелия тоже была неподалеку — если не спала в доме, она усаживалась где-нибудь поблизости с раскраской или коробкой «Лего». А то вдруг показывалась на пороге, с безразличным видом наблюдала некоторое время за Ивом, Ниной и Эмили, а потом снова исчезала за дверью. Иногда она куда-то пропадала на довольно долгое время, но Эмили вскоре выяснила, что в обоих особняках множество секретных местечек и тайных убежищ. Сначала она с ужасом думала, что за стенами шуршат и скребутся крысы, а потом вспомнила, как Аврелия однажды вылезла из-за подвижной панели в стене столовой. После этого девушка нашла множество таких потайных дверок, и в нишах за ними всегда обнаруживались следы недавнего присутствия ребенка — забытые куклы или плюшевые медведи, занятые чаепитием.
Несмотря на компанию, Эмили часто бывало одиноко. Не то чтобы она чувствовала себя всеми заброшенной, нет, просто участок был такой огромный, и порой здесь наступала такая тишина, что не составляло труда вообразить, будто вокруг на расстоянии многих тысяч миль, кроме нее, нет ни одной живой души, что Ив, Аврелия и Нина исчезли вместе со всей цивилизацией, а она, Эмили, — последний человек, оставшийся на этой планете. К тому же, несмотря на зародившуюся между ними дружбу, Нина все-таки расставила для нее некоторые воображаемые барьеры.