Укромный уголок

— Да, и это одна из причин, по которой я рада, что у нас тут нет соседей. Раньше было еще хуже, а теперь у Аврелии бывают только обострения во время непогоды. Видимо, на нее так действуют раскаты грома — она ненавидит громкий шум.

Вой резко усилился, хотя казалось, что это уже невозможно, и Нина вздрогнула. Отбросив полотенце, она нервно улыбнулась Эмили:

— Не беспокойся, с ней ничего непоправимого не случилось, и вообще звучит это гораздо хуже, чем есть на самом деле. Извини, я лучше пойду к ней и… — Нина неопределенно махнула рукой в сторону источника воя и устремилась туда. Не успев скрыться за дверью, она снова выглянула оттуда: — Не беспокойся о стаканах и бутылке — я потом все уберу, — и на этот раз исчезла окончательно.

Эмили стояла не шелохнувшись, прижимая ладонь к груди, несколько минут. Наконец вой затих, а из открытого окна особняка до нее донеслась колыбельная.

* * *

Девушка почти дошла до крыльца гостиного дома, когда на землю упали первые капли дождя. Сердце у нее до сих пор бешено колотилось о ребра.

Никогда в жизни она не слышала ничего подобного этому дикому вою, и все же в нем было что-то странно знакомое. Она почти физически ощущала этот звук в собственном горле, будто от него вибрировали ее голосовые связки. Впрочем, Эмили списала это на элементарную эмпатию. У нее самой в детстве были некоторые проблемы — Джулиет называла ее «буйной обладательницей отличной пары легких», — и хотя ночными кошмарами это никто не называл, плохие сны ей определенно снились время от времени. Она смутно помнила, как, вся в холодном поту, прибегала ночью к родителям, а те обнимали ее и успокаивали.

При мысли о родителях проснулось чувство вины. Несколько недель в «Керенсии» она прожила как в параллельной вселенной — все остальное перестало для нее существовать, ничего больше не имело значения, кроме солнечного света, вкусной еды, превосходного вина и вопроса, хорошо ли отфильтрована вода в бассейне, а общество Нины оказалось настолько приятным, что Эмили и думать забыла о том, что нужно позвонить домой.

Она загребала туфлями песок, наслаждаясь каплями дождя, приятно холодившими кожу. Как сильно изменилась ее жизнь за какой-то месяц! Странно было думать, что она чуть было не сбежала отсюда в первый же день — но тогда она сама была виновата, что неверно оценила ситуацию, теперь в этом не осталось сомнений. Досужие сплетни, ходившие в «Проуэме», повлияли на ее восприятие больше, чем можно было ожидать, а обед со Скоттом и вовсе лишил возможности соображать трезво.

«Скотт…» По телу вдруг прошла дрожь — будто горячий кофе размешали ледяной ложкой прямо у нее в животе, — и Эмили, поежившись, вспомнила, сколько она в тот день выпила в ресторане. Должно быть, выставила себя перед Скоттом круглой дурой. Таращилась на волосы у него на груди, разглядывала безупречный костюм и все время поправляла свою прическу. Постоянно призывала себя не усложнять ситуацию, но в итоге усложнила ее до предела.

Слава богу, ничего совсем уж постыдного тогда все-таки не случилось. После обеда в ресторане Скотт проводил ее до метро, они пожали друг другу руки в шутливой, кокетливой манере, и Эмили снова почувствовала какой-то намек на флирт, на возможную перемену в их отношениях, но затем они распрощались и разошлись в разные стороны. (По дороге домой, надо сказать, у нее самым неприличным образом разыгралось воображение и не могло угомониться еще несколько дней — мечты о Скотте превратились в наваждение, фантазия расцвела буйным цветом, так что, поднимаясь на борт частного самолета в Лондоне, она уже прикидывала, куда бы им отправиться вдвоем в свое первое романтическое путешествие — на Мальдивы или на Бора-Бора.)

Так или иначе, Эмили прибыла в «Керенсию» не без коварных планов, но теперь она понимала, какой была идиоткой — между ней и Скоттом ничего не могло случиться, и теперь ей этого уже ничуть не хотелось. Вот уж нет, она не разлучница. И вопреки своему первоначальному намерению отыскать в характере и поведении Нины все возможные недостатки, чтобы утолить чувство зависти и обиды, Эмили ничего не нашла. Нина была абсолютно очаровательной. Да, порой она вела себя странно, но, учитывая ее уединенную жизнь с больным ребенком вдали от семьи и друзей, это можно было понять. Кроме того, Нина оказалась остроумной, внимательной, обаятельной, искренней и совершенно не заслуживала тех злобных эпитетов, которыми наградили ее в офисе «Проуэма». Эмили глубоко заблуждалась насчет того, что Скотт и его жена совсем не подходят друг другу. Теперь было ясно, что они принадлежат к одной категории людей — к высшей, куда входят лишь самые красивые и харизматичные представители рода человеческого.