Когда Эмили выговорилась наконец, ей сразу сделалось неловко. Она примолкла, жалея о своей болтовне, и уставилась вниз, в траву, в надежде, что земля разверзнется и можно будет провалиться от стыда.
— Так. Вот что я думаю, — начала Нина, вытянув перед собой длинные ноги. — Ты, Эмили Праудман, — прекрасная, чудесная, творческая, любознательная девушка. Ты добрая, щедрая, и с тобой всегда весело. Еще ты очень умная. Но ты привыкла считать себя жертвой.
Эмили потянулась к маргаритке и сорвала ее.
— Ты всегда ищешь, кого бы обвинить в своих бедах — родителей, актерских агентов, режиссеров, проводящих кастинги, да кого угодно. Но вот что очевидно: сейчас, в данный конкретный момент своей жизни, всё, что тебя окружает, ты выбрала сама.
Эмили один за другим отрывала лепестки маргаритки: «Любит, не любит, любит, не любит…»
— Ты выросла в привилегированной стране, — продолжала Нина. Она сидела, упершись локтями в колени; светлая челка свесилась на глаза. — Получила хорошее образование, тебе были открыты все экономические возможности. В твоей власти было выбирать, как ты дальше будешь жить и, что еще важнее, как ты будешь относиться к собственной жизни. Ты не жертва. Ты можешь управлять обстоятельствами, просто еще не поняла этого.
Эмили вытерла нос тыльной стороной ладони.
— Я поняла, — солгала она. — Я знаю, что могу делать то, что хочу. Просто… мне хочется, чтобы мои родители хоть немного мною гордились.
Нина вздохнула:
— Ну, это, конечно, было бы здорово, но знаешь, что я усвоила с годами? Если ты ждешь, чтобы окружающие одобрили какие-то твои решения, так можно прождать очень долго. Одобри их сама. Гордись собой.
Эмили сорвала еще одну маргаритку. Лепестки отрывались с чуть слышным хлопком и один за другим падали на землю.
Нина слегка толкнула ее плечом:
— Я тобой горжусь.
Эмили шмыгнула носом.
— Да уж, наверняка. Потому что мое бегство было очень смелым решением.
— Ты ведь не сбежала. И это первый шаг к осознанию твоей собственной силы и воли.
— Но я именно бегу, когда привычная жизнь рушится. Я даже не предупредила родителей, что уезжаю.
Нина замерла:
— Не предупредила?
— Не-а.
У Нины на лице явственно читалось: «Ай-яй-яй…»
— Вот видишь? — вздохнула Эмили. — А теперь мне вроде как некуда возвращаться.
— Ну ладно, возможно, это был не самый разумный твой поступок, — улыбнулась Нина. — Но задай сама себе вопрос: ты бы хотела вернуться к родителям? Ты была там счастлива?
Эмили медленно покачала головой, подумав, насколько проще и приятней ей жилось бы, если бы ее удочерил кто-нибудь вроде Нины, а не Джулиет с Питером. Будь Нина ее приемной матерью, Эмили всегда чувствовала бы любовь, заботу и поддержку, ее бы принимали такой, какая она есть. Споры разрешались бы спокойно и быстро, со взаимным уважением вместо сдерживаемой ярости и хлопанья дверями. «Я останусь при своем мнении», — всегда говорила Джулиет, поворачиваясь к Эмили спиной.
— Все будет хорошо, — сказала Нина, обняв девушку за плечи. — А если твоя мечта воплотилась не совсем так, как ты рассчитывала, просто придумай себе новую.
Эмили вздохнула:
— Новую мечту?
— Ну конечно.
— А если она тоже окажется полной ерундой, как и предыдущая?
Нина пожала плечами:
— Посмотри вокруг.
Эмили посмотрела. «Керенсия» была бесконечно прекрасна. Перед ней цветущие кусты и клумбы стекали, как водопад, к океану, а позади струились вдаль рекой пышные кроны деревьев. Воздух трепетал от крылышек пчел и стрекоз, а золотые лучи солнца подсвечивали стены двух особняков, и казалось, что они светятся изнутри, как фонарики. Эмили сделала вдох — и грудную клетку наполнил тот же свет.
— Это похоже на полную ерунду?
Эмили, улыбаясь, качнула головой:
— Нет.
— Вот и я так думаю.
Тем же вечером, после ужина, они вынесли кинопроектор на лужайку и натянули простыню вместо экрана между деревьями. Потом все уютно устроились на целой горе подушек — Эмили справа, Нина слева, а Аврелия посередине — и смотрели старую комедию «Долговая яма», о парочке, купившей огромный обветшалый дом, который начал разваливаться, как только они туда заселились. Дружная компания зрителей жевала попкорн и хохотала до слез над злоключениями Тома Хэнкса и Шелли Лонг[33]
. У них двери то и дело отваливались с петель, Том застревал в дыре в полу, Шелли отбивалась от пробравшегося в дом енота, а ванна провалилась на нижний этаж.Позже, поднимаясь по лестнице в свою спальню, Эмили думала, до чего же правильно сказала Нина. Она, Эмили, именно там, где ей нужно быть. Она сделала верный выбор —