Укромный уголок

Полки были забиты рядами пузырьков и картонных упаковок. Здесь хранились тысячи таблеток, мази и лосьоны, ватные тампоны, шприцы, запаянные в пластик, бинты, ножницы, бутылочки с какой-то жидкостью… Это была самая огромная аптечка в мире. Не аптечка — забитая под завязку всем необходимым для первой помощи домашняя аптека.

Эмили потрогала высокий штабель одинаковых белых коробочек — они слегка зашатались, погромыхивая содержимым в качестве предупреждения.

Девушке вдруг стало очень неуютно. Она сунула полотенца обратно в ивовую корзину. С какой стати она вообще явилась в ванную Нины и позволила себе рыться в ее вещах? Ее сюда не приглашали. У нее нет права здесь находиться.

«Уходи, — приказала она себе, обретя наконец способность ясно мыслить. — Тебя здесь быть не должно».

* * *

Эмили, уверенная, что ее уже хватились, шагала к летней кухне, мысленно сочиняя извинения и оправдания, но Нина была слишком занята Аврелией, опять пребывавшей в дурном настроении, и даже не заметила отсутствия помощницы. Сегодня у них явно что-то не заладилось с самого утра: Аврелия капризничала, с тех пор как проснулась раньше времени, на кухне запустила завтраком в стену и хлопала дверями напропалую еще до того, как рассвело, так что Нине пришлось занять ее творческим проектом, чтобы немного успокоить. Сейчас длинный обеденный стол на летней кухне был завален карандашами, листами бумаги, ножницами, а под крышей беседки уже красовался баннер: на бечевке висело пять красочных рисунков и вырезанные из бумаги яркие буквы, которые складывались в приветствие: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, ПАПОЧКА!»

— Давай я с ней посижу, мы всё закончим, — предложила Эмили. Несмотря на то что ее не застукали в хозяйском доме, она считала необходимым как-то искупить свою вину.

Нина, уже уставшая и благодарная за помощь, кивнула, поспешно направившись к дому — пошла выбирать вино к ужину.

Эмили пододвинула стул поближе к Аврелии и посмотрела на картинку, которую та только что дорисовала.

— Кто это, Аврелия? — Она указала пальцем на маленькую фигурку из палочек и кружочков. На фигурке было ярко-розовое платье. — Это твоя мама?

Голова девочки качнулась вниз и вверх.

— Какая прелесть. А это кто?

Рядом с фигуркой в розовом была еще одна — с черными волосами и в черном костюме.

— А это, наверное, папа. У тебя чудесно получилось! Очень похоже! — Эмили с энтузиазмом похлопала в ладоши.

Аврелия взглянула на нее так, будто хотела сказать: да ладно тебе, это же просто человечки из палочек и кружочков.

Но Эмили не смутилась и указала на свинью и лошадь, парящих в верхнем левом углу:

— А здесь у нас Себастиан и Фрэнсис Бекон, да? Очаровательно. А это кто?

На картинке был третий человечек — с копной желтых волос и огромным красным улыбающимся ртом.

Аврелия ткнула тонким пальчиком в грудь Эмили.

— Я?! Боже мой, не знала, что я такая хорошенькая! — Эмили ласково потрепала девочку по плечу, и обрадовалась тому, что она не отшатнулась. Теперь Аврелия мирилась с ее прикосновениями, если они были легкими и недолгими. — Прекрасная картинка, детка, но, по-моему, тут кое-кого не хватает. Ты забыла нарисовать себя.

Между темными бровями Аврелии появилась складка. Девочка указала на серое пятно в правом углу.

Эмили уставилась на пятно. Под серым клубком из штрихов и кривых линий просматривался контур третьего, самого маленького, человечка.

— О, милая, ты себя зачеркнула? Не получился рисунок? Ничего страшного, попробуй еще раз, я тебе помогу.

Аврелия недовольно запыхтела и откинулась на спинку стула.

Эмили взяла чистый лист бумаги, но остановилась и еще раз посмотрела на серое пятно. Вверху карандашные штрихи были жирными и темными, а прямо над фигуркой она разглядела лиловую дугу. Внизу, под фигуркой, был голубой кружок, так густо закрашенный, что грифель карандаша в этом месте чуть не прорвал бумагу. Над серым пятном, выше жирных черточек, красовались два ярко-желтых зигзага.

Аврелия себя не зачеркнула, догадалась наконец Эмили. Это вовсе не пятно. Это туча. А черточки — дождь. Голубой кружок внизу — лужа, лиловая дуга — зонтик, а зигзаги — молнии. Аврелия нарисовала шторм.

Теперь рисунок о чем-то смутно напоминал Эмили, но она никак не могла понять, о чем именно… а потом вдруг память вернулась ослепительной вспышкой, от которой почти физически стало больно. Она, маленькая, с пухлыми щечками, слегка напуганная, снова сидела в кабинете доктора Форте за круглым столом с бумажной скатертью. Перед ней лежали карандаши и фломастеры, стояли баночки с краской. Руки у Эмили были испачканы черным.

«Отличная работа, Эмили. Расскажешь мне о своей картинке?»

На листе бумаги — каляка-маляка, клубок из черточек и кривых линий.

«Что ты нарисовала?»

Стены — белые. Окна и двери распахнуты, по комнате гуляет ветер.

«Что ты сейчас чувствуешь?»

Доктор Форте улыбается и протягивает к ней поднятую вверх раскрытую ладонь.

Бамс!

Ладошка Эмили после этого дружеского бамса вся красная, кожу покалывает.