Укромный уголок

Я слышу голоса, которые звучат совсем рядом. Разговаривают двое. Двое красивых врачей. Они обращаются ко мне, задают вопросы. Разрезают меня, лезут внутрь — хотят посмотреть, что у меня под кожей. Но фокус в том, что эти врачи пытаются меня обмануть. Они притворяются моим мужем, чтобы я дала им ответы. Поделилась информацией… о чем-то. О чем-то важном.

Да только обманули они в итоге самих себя. Потому что я не желаю говорить, особенно с мужем. Я его ненавижу. Его не было там. Он нас бросил. Он всегда нас бросает. И он не хочет меняться телами. Отказывается занимать мое место. Поэтому он никогда не узнает, каково быть мной. Он никогда не поймет.

Красивые врачи сдаются и уходят.

Мать везет меня домой. Мы едем по длинному пустому участку дороги. Я маленькая и злая. Мать на меня кричит. Я кричу еще громче. Она меня достала. Я хватаюсь за ручку дверцы.

Мать резко поворачивает руль.

А там дерево.

Машина взрывается — разлетается на куски в разные стороны. Обломки, кружась, летят в небо. И я тоже лечу. А потом не лечу.

Я сижу и жду. У моих ног валяется искореженный кусок металла. И еще там осколки оранжевого стекла. Я опускаю взгляд и вижу такую же искореженную, распухшую голову матери у себя на коленях. По-моему, ей неудобно так лежать. Я пытаюсь ее передвинуть, но руки у меня скользкие от крови. Она издает какой-то хлюпающий звук, а потом говорит: «Не бойся, милая. Все хорошо. Мама с тобой».

Я глажу ее развороченное лицо. Мне так грустно. Я так сожалею. Это случилось из-за меня. «Не волнуйся, мам. Я положу тебя поудобнее. Я о тебе позабочусь».

Яркие огни, синие и красные, вспыхивают в отдалении. Становится шумно от топота и криков. Тяжелые кожаные ботинки грохочут по асфальту.

Я снова смотрю вниз. Мои руки чисты и пусты. Я одна.

Глава тридцать третья. Эмили

Эмили воткнула корнеудалитель в почву и повернула рукоятку, стараясь получше ухватить то, что находилось под землей. Пока они с Ниной увлеченно занимались приготовлениями к приезду Скотта, сорняки в нижнем саду были предоставлены самим себе и теперь всецело завладели территорией. Корни у них были толстыми, упрямыми и наотрез отказывались вырываться. Эмили хмурилась и вытерла испарину со лба, воюя с ними.

После отлета Скотта обратно в Лондон прошло десять дней. Все это время Эмили безостановочно перебирала в памяти все подробности его визита, обдумывала их и анализировала до головной боли. Его прибытие, ночь в бассейне, происшествие с туристами, поцелуй на площадке для любования закатом — какой скрытый смысл был в каждом из этих эпизодов?

А поездка в аэропорт? В ней вообще не было смысла. Скотт настоял, чтобы Эмили поехала с ним, и она думала, он хочет побеседовать наедине, но в этой беседе не было ни признаний, ни объяснений, ни даже извинений. Всю дорогу он говорил о Нине, и Эмили чувствовала себя преданной. Как он мог сделать вид, что никакого поцелуя не было? Эмили пребывала в замешательстве и испытывала вину — по возвращении в «Керенсию» она не могла смотреть Нине в глаза. Но сейчас, после стольких дней, проведенных в размышлениях, девушка пришла к выводу, что на самом деле она не сделала ничего дурного. И скорее всего Скотт тоже не сделал.