Укромный уголок

Опять возникло какое-то движение — за оливковыми деревьями переместилась тень.

Эмили перекинула ноги на другую сторону стены и встала на плиты. Сердце учащенно билось.

Тень замерла. Она была чернильно-черной с кровавой кромкой, и на секунду Эмили подумала, что это каприз ее воображения. Но тут тень заговорила.

— Прости, не хотел тебя напугать, — сказал Скотт, выходя на свет.

Эмили с облегчением выдохнула:

— О боже, это ты! А я-то думала, сюда еще кто-то забрел! — Она заулыбалась и подавила желание поправить прическу. — Что-то случилось?

— О, я просто так заглянул тебя навестить.

Он шагнул вперед, и Эмили увидела, что глаза у него налиты кровью, а веки порозовели и опухли. Щеки отекли, будто он ударился лицом. Верхние три пуговицы на рубашке расстегнуты.

— Выглядишь не очень, — констатировала девушка. — Ты что, только проснулся? — Она подошла ближе — и в нос ударил крепкий запах перегара. — О боже. — Эмили уперла руки в бока, как школьная училка. — Похоже, я пропустила очередной сабантуй.

С темнеющего неба грянул раскат грома. Скотт моргнул и пошатнулся.

— Оп-ля! — засмеялась Эмили. — По-моему, тебе лучше присесть.

Теперь он стоял неподвижно, и девушка тоже замерла в нерешительности. О прошлой ночи у нее сохранились волшебные воспоминания, и она не прочь была бы повторить, но сейчас атмосфера была совсем другая. Шуточный флирт и призывные взгляды исчезли. На сей раз от пьяного Скотта исходила некая опасная энергия.

Эмили размышляла, не отвести ли его к жене, но Нина сейчас, наверное, укладывает спать Аврелию, и вряд ли ей понравится, если по дому будет шататься упившийся муж, шуметь и производить разрушения. Лучше отвести его в гостиный дом, решила девушка, и сварить кофе.

— Идем, я тебя провожу. — Она шагнула к нему, чтобы взять под руку, но Скотт вдруг сграбастал ее за плечи и привлек к себе.

Эмили чуть не поперхнулась; скакавшее галопом сердце пустилось рысью.

Скотт смотрел на нее странным, напряженным взглядом, его губы дрожали, будто он хотел что-то сказать, но сдерживался изо всех сил, и Эмили вдруг охватило всепоглощающее волнение, какое она испытывала лишь в старших классах школы — жгучее, головокружительное чувство, похожее на праздничную лихорадку в дни Рождества или на горячечный сон. Словно загорелось все тело.

— Слушай… — проговорил Скотт, и, к изумлению Эмили, по его щеке скатилась слеза. — Ты веришь в призраков?

А потом он качнулся вперед и начал падать. Все произошло так быстро, что у Эмили не хватило времени удивиться вопросу. Ее тело тоже растерялось — она машинально выставила руки вперед, словно для того, чтобы его подхватить, и одновременно отступила назад, чтобы освободить место для падения. В результате они оба двинулись по направлению к стене. Столкнувшись с каменной кладкой, Эмили схватилась за локти Скотта, а он навалился ей на плечо. Несколько секунд они цеплялись друг за друга, опасно балансируя над пропастью.

Эмили удалось отступить от стены и восстановить равновесие, но Скотт повис на ней, как восьмидесятикилограммовая тряпичная кукла. Их руки переплелись, словно древесные корни, и Эмили разглядела на коже Скотта целую россыпь маленьких красноватых пятнышек, похожих на ожоги, — пунктир из этих пятнышек покрывал его запястья, предплечья и локтевые сгибы.

— Ты поранился?

Этот вопрос Эмили прозвучал, когда по ним ударил порыв ветра, лишив едва обретенного шаткого равновесия, а в следующую секунду губы Скотта скользнули по ее шее, затем по щеке в дюйме от ее собственного рта, и она порывисто вдохнула запах его одежды, кожи, волос. Все ее органы чувств перестали вдруг воспринимать окружающий мир — остался только шорох его щетины, задевшей кожу у нее на щеке, и карамельно-винный аромат его дыхания. Момент был настолько чарующий, что Эмили закрыла глаза.

Она чувствовала весь рельеф его тела. Скотт застонал на низкой ноте — это было похоже на зов, обращенный к ней, на вопрос, и только она могла на него ответить. Их губы встретились…

А потом Скотт снова начал падать, накрывая ее всем телом, опрокидывая на землю всем весом. Эмили сопротивлялась падению, пытаясь его удержать.

— Скотт… я не могу… не могу дышать.

Опять сверкнула молния, и на секунду все вокруг превратилось в контрастную картинку из света и резких теней, затем их снова окутала ночь, и Эмили, хрипло дыша, пыталась сбросить с себя обмякшего Скотта, отворачиваясь от душной волны перегара. Вспышка — и она вдруг опять оказалась на лондонской улице в нескольких дюймах от красного автобуса, который неумолимо накатывал, визжа тормозами, а в небе, как птицы, кружились белые листы сценария, и Эмили накрывала паника, росла и ширилась в груди, пока не лопнули ребра… После этого она оказалась в каком-то другом месте, незримом и неведомом, но почему-то смутно знакомом — там были только мрак, и одиночество, и страх. В следующий миг она сдалась, обмякла, раскинув ноги, расплылась, как тесто, под навалившейся тяжестью.