Читаем Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени полностью

Оригинальность авторского подхода и нормативность официальной поэтики – два полюса, вокруг которых строилась экспозиция. Записи в архиве показывают, что состав выставки определялся оргкомитетом, а полномочия региональных отделений ССОД и Союза журналистов были ограничены только организацией отправки работ – то есть предполагалось, что в основе отбора будет лежать тщательно сконструированный нарратив. Вместе с тем в отбор вошли снимки, которые сформировали канон современной советской фотографии: «Ритм труда» Н. Маторина, «Атомоход „Ленин“» Е. Халдея (уже знакомый нам по проекту «Социализм побеждает»), «Чайковский» Д. Бальтерманца – проверенные с точки зрения идеологии, универсальные, рассеивавшие авторское высказывание; это же противоречие отражала структура выставки. С одной стороны, изначально проговаривалось, что в основе механизма отбора лежал идеологический критерий: например, оргкомитет дает указание, что снимков из ГДР и ФРГ должно быть поровну, и вводится система призовых медалей, вручение которых от лица крупных советских редакций, комитетов и обществ дружбы, по словам критика С. Морозова, должно было стать «актом пропаганды»; предварительно условлено, что золотую медаль должны получить «авторы и из буржуазной страны, и из демократической» (в итоге в списке пяти призеров был один представитель капиталистической страны, итальянец А. Наварро). С другой, этот критерий не был главным и единственным, а названия призовых медалей, повторяющие формулы идеологического языка, позволяли локализовать и ограничить его влияние на итоговую структуру выставки. Эта задача, вероятно, подразумевалась авторами, которые во вступительном тексте к экспозиции раскрывали идею фотографии как самодостаточного языка – ту же идею, которая у Стейхена в «Роде человеческом» несла выраженный антипропагандистский посыл. Слова об общедоступности и универсальности фотографического изображения содержатся во вступлении М. Бугаевой, написанном для каталога: «Язык фото самый популярный, доходчивый и международный. Без перевода и подробных объяснений выставка расскажет о том, каких больших высот может достигнуть человек…» Следует полагать, что «объяснениями», о которых говорит Бугаева, были именно идеологические формулы. На идее фотографии как альтернативы языку строился антипропагандистский посыл Стейхена. Яркая деталь выставочного дизайна – экспонирование снимков без подписей – не только подкрепляет эту идею, но и копирует соответствующее решение «Рода человеческого». То, что создатели выставки сознательно ориентировались на «Род человеческий» и американский опыт, подтверждает и найденная в архиве ССОД брошюра Американского фотографического общества с методическими указаниями по проведению фотовыставок[658].

Московская международная художественная выставка была более последовательной попыткой не только на словах, но и на практике соответствовать идеям гуманистического репортажа. В сопровождающих материалах в прессе прописываются программа и композиция, в смысловом центре которой – космические фотографии Титова: «Каждая работа, присланная на выставку, – это частица той земной жизни, которую с высоты запечатлел объектив советского космонавта»[659]. Тема взгляда из космоса удачно позволила обыграть и эффект всеохватности и ассертивности взгляда, на котором строился экспозиционный дизайн Стейхена – Байера, и ту дистанцию, которая наделяет снимки из газеты качеством художественности. Возвышенный сюжет, ставший базой для социалистического гуманизма, в основе выставки становится проводником для идеи об унифицированном образе повседневности.

Несмотря на проработку и артикуляцию гуманистического посыла, все же его реализация была недостаточно убедительной для того, чтобы заставить публику воспринимать Московскую международную выставку как художественное, а не пропагандистское высказывание. Хотя записи из книги отзывов показывают, что жанровое сходство со стейхеновской выставкой по крайней мере какая-то часть аудитории считывала («Радостно отметить, что большинство фото посвящено роду человеческому…»), раздражение навязчиво-пропагандистскими интонациями составляет основу критики. Недовольные посетители отмечают, что снимки откровенно идеологического содержания не соответствуют заявленной цели – показать художественную фотографию; работы они оценивают исходя из их соответствия критериям репортажности, которые приводились выше, часто не к выгоде последних. Присуждение призовых медалей в тематических категориях расценивается в лучшем случае как уступка идеологии, вызывающая раздражение, в худшем – как признак некомпетентности[660]. Зрительское неудовольствие вызывает и присутствие хорошо знакомых и уже надоевших изображений[661].

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги