Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени

Если смотреть на историю создания и рецепции фильма в большом хронологическом масштабе, то перед нами действительно история успеха: в 1969 году картина удостоилась звания «Лучший фильм 1968 года»[669] по мнению читателей журнала «Советский экран», в том же году она завоевала Золотой приз VI Международного кинофестиваля в Москве[670]. В 1970 году создатели фильма – Станислав Ростоцкий, Георгий Полонский и исполнитель главной роли Вячеслав Тихонов – получили Государственную премию СССР. Однако этот этап в рецепции картины – подтверждение ее успеха на государственном уровне – уже маркирует изменение ее статуса; она становится «классической». После начала перестроечного периода «Доживем до понедельника» получает дополнительную коннотацию в качестве фильма, несущего, условно говоря, антисоветский message. Так, режиссер Сергей Урсуляк, знакомый с Ростоцким, позиционирует этот фильм следующим образом: «Кто-то сказал, что советская власть была плохой, но умела воспитывать очень хороших людей. Вот для того, чтобы понять, каким образом получались хорошие люди, нужно посмотреть фильм Ростоцкого „Доживем до понедельника“»[671]. Прочитывание «Доживем до понедельника» в качестве оппозиционного по отношению к советскому публичному дискурсу выразилось также в форсировании идеи о «нелегкой судьбе» картины, якобы снятой «совсем не в духе официальной идеологии»[672]. «Картина была настолько неординарной, ни на что не похожей, что ее полгода продержали „на полке“»[673], – пишет в 2014 году «Вечерняя Москва».

Наглядный пример воспроизведения легендарной, а не реальной прокатной истории фильма можно увидеть и в процитированной выше статье из журнала «Дилетант». Наблюдаемые в ней несостыковки и лакуны кочуют из одного издания в другое: «Фильм „Доживем до понедельника“ вышел в свет 11 августа 1968 года и сразу же вызвал яростные споры, поскольку взаимоотношения учителей и учеников, а также другие больные темы того периода были показаны совсем не в духе официальной идеологии. Однако несмотря на это, картина стала классикой отечественного кино»[674]. Этот резкий переход от непринятия картины к обретению ею канонического статуса либо объясняется восторженным отношением к «Доживем до понедельника» массовой советской аудитории, либо не объясняется вовсе. Реконструкция цензурной и прокатной судьбы «Доживем до понедельника» невозможна без восстановления двух контекстов, ключевых для этого фильма, – кинематографического (советской культурной политики конца 1960‐х в отношении кино) и образовательного (политики в отношении советской школы и ее репрезентаций в культуре).

Место «школьного» кино в кинематографе оттепели: формирование нового государственного запроса

Жанр «школьного» кино расцветает в СССР в период оттепели. Как отмечают исследователи советской культуры Вадим Михайлин и Галина Беляева, «…после долгого перерыва, длившегося с момента выхода на экраны вполне еще сталинского „Аттестата зрелости“ (1954), зрителю были предложены сразу три школьных фильма: „А если это любовь?“ Юлия Райзмана, „Друг мой, Колька!“ Александра Митты и Алексея Салтыкова и „Приключения Кроша“ Генриха Оганесяна. За ними вскоре последовали „Дикая собака Динго“ (1962) Юлия Карасика, „Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен“ (1964) Элема Климова и „Звонят, откройте дверь“ (1965) того же Александра Митты. Этот поток не пресекался затем до самых последних лет существования советской власти…»[675].

Несмотря на резкий рост количества выходивших в прокат «школьных» фильмов, в 1960‐е годы органы руководства культурой и образованием через своих представителей и прессу начинают разрабатывать тему кризиса детских и молодежных фильмов, тем самым формируя государственный запрос на «школьное» кино. Авторы выходивших статей руководствовались в первую очередь вышедшим в 1964 году приказом Государственного комитета Совета Министров РСФСР по кинематографии и Министерства просвещения РСФСР «О состоянии кинообслуживания и мерах по повышению роли киноискусства в воспитательной работе среди учащихся во внеучебное время»[676].

Поэтому во второй половине 1960‐х годов официальные лица начинают часто констатировать кризис детского и молодежного кино. Одним из таких публичных спикеров был Сергей Михалков, председательствовавший в 1967 году в жюри Пятого международного кинофестиваля, на котором впервые появился конкурс детских фильмов. В статье для «Советского экрана» Михалков отмечал качественный спад в производстве фильмов для школьников, особенно значительный при том, что доля школьников в среде зрительской аудитории все росла. «Схематизм, серость, слащавая сентиментальность… Специфика детской аудитории не в том, чтобы приседать перед ней на корточки, не в упрощении сюжета, конфликтов, характеров, а в ясности художественной формы, той простоте, которая с таким трудом дается в искусстве»[677].