Читаем Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени полностью

Долгое время эта повестка сохранялась в органах руководства культурой, которые и являлись создателями заказа на школьные фильмы. Так, например, незадолго до широкой премьеры «Доживем до понедельника» в Комитете по кинематографии проходит заседание «О некоторых вопросах развития детского кино», где обсуждается довольно плачевная ситуация в детском кинематографе, которая характеризуется жанровым однообразием, «невезением с пионерской темой»[684] и становится особенно заметна при беспрецедентном успехе «безыдейных» приключенческих картин. «Прошел фильм „Фантомас“ и наделал много бед»[685], – отмечает выступающий с докладом сценарист и драматург, член сценарно-редакционной коллегии Госкино С. Д. Листов. Из существующих проблем делается вывод, что главная детская киностудия не справляется со своими функциями: «Вот студия им. М. Горького. Она сменила вывеску. Это сделать не трудно, труднее заставить людей работать над теми проблемами, над которыми они должны работать»[686]. В качестве основной причины провалов была названа сценарная[687]. Возможно, дипломный сценарий Георгия Полонского, в котором ставились и решались проблемы воспитания, и стал осознанным ответом на сформировавшийся в эти годы запрос на «серьезное» школьное и молодежное кино.

Риторика кризиса в детском кинематографе использовалась не только государственными идеологами, но и самими учителями, писавшими рецензии на «Доживем до понедельника». Именно учителя были первыми официальными зрителями картины – «Доживем до понедельника» демонстрировался на Всесоюзном съезде учителей в июле 1968 года. Первое упоминание «Доживем до понедельника» в связи со съездом мы находим в номере «Учительской газеты» от 9 июля. Даже название статьи – «Это наш фильм» – с самого начала позволяет учительской аудитории символически присвоить новую ленту, сделав ее основным участником дискуссии. В статье собраны отзывы девяти работников сферы образования, все – положительные. Помимо того что часто «Доживем до понедельника» противопоставляется предшествующей ситуации в кинематографе («Мы боялись смотреть этот фильм… В последнее время стало модным показывать на экране шаржированный образ учителя», «Наконец-то вышел настоящий фильм, где все правдиво, жизненно»[688]), важно отметить, что в высказываниях учителей сразу прослеживается интенция не только позиционировать себя как целевую аудиторию картины, но и заранее отделить себя как лидеров мнений, в частности, от зрителей-детей: «…думается, этот фильм больше для взрослых, чем для ребят», «…если эту картину будут смотреть школьники, в их среде могут возникнуть и какие-то превратные представления»[689]. Тогда же возникает позиционирование «Доживем до понедельника» как новаторской ленты, разительно отличающейся от предыдущих «школьных» картин. Подобная риторика закрепилась за фильмом сразу после Всесоюзного съезда учителей и служила особого рода легитимизации фильма, осуществлявшейся через тезис о его оригинальности и даже экстраординарности. Многие рецензенты-учителя описывают кризисную ситуацию в «школьном» кино, будто специально забывая про школьные фильмы оттепели, некоторые из которых мы уже упоминали выше. В большинстве рецензий эти фильмы игнорируются, и единственными картинами для сопоставления с «Доживем до понедельника» становятся сталинские «Учитель» и «Сельская учительница», которых от «Доживем до понедельника» отделяло в одном случае два, а в другом – три десятилетия («Учитель» вышел в 1939‐м, а «Сельская учительница» – в 1947 году). Можно предположить, что эта «отредактированная» генеалогия и порождает сперва культовый, а затем классический статус «Доживем до понедельника»: легитимизация через экстраординарность выводила его из общего ряда оттепельного кино, делала это кино как бы несуществующим. Порой сравнения с «Учителем» и «Сельской учительницей» приводились, чтобы подчеркнуть современность «Доживем до понедельника»: «…прежних учеников воспитывала Варвара Васильевна из „Сельской учительницы“, сегодняшних – Мельников»[690]. Таким образом, уже на первом этапе учительская аудитория картины, заинтересованная в ее сохранении в пространстве общественной дискуссии, позиционирует «Доживем до понедельника» как нечто исключительное для жанра «школьного» кино, порой заведомо принижая выходившие незадолго до него картины («Почему так мало хороших фильмов о школе?»[691]) или просто игнорируя их.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги