Читаем Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени полностью

Доклад Прокофьева «О состоянии и мерах дальнейшего улучшения работы средней общеобразовательной школы» открывал первый день заседаний съезда, на котором присутствовали четыре тысячи работников образования. Министр не ссылается конкретно на новую картину о школе, которая будет демонстрироваться учителям через два дня, однако артикулирует необходимость отразить школьные проблемы в новых произведениях искусства. Из некоторых фрагментов речи Прокофьева становится ясно, что он выдвигает явно «антихрущевскую» программу образования и воспитания – прежде всего это демонстрирует его идея выстраивания семьи по модели школы. В свое время Хрущев стремился вовсе исключить семью в качестве воспитательного института, создавая систему школ-интернатов – «своеобразных «институтов коммунизма», в которых бы действовали и реализовывались принципы нового коммунистического общества»[696]. Прокофьев, напротив, говорит о том, что все родители – и в пределе – общество в целом должны стать педагогами. В этом им требуется помощь: «…родителям, в особенности молодым, надо помочь прежде всего добрым советом»[697], для чего, в частности, организовываются народные университеты для родителей. Прокофьев подчеркивает необходимость массовой пропаганды педагогических знаний, проводимой как школами, так и посредством литературы и кинематографа: «Должно быть больше умных книг, кинолент, радио– и телепередач, спектаклей, посвященных воспитанию детей»[698]. Получалось, что любой родитель и в целом любой член советского общества может стать «педагогом». Поэтому положительный образ учителя теперь становится ориентиром не только для преподавателей, но и для всех советских граждан. А произведения о школе и учителях, следовательно, адресуются не только учительской аудитории, но всему обществу.

Интересно, какие личностные качества Прокофьев полагает ключевыми для современного советского учителя: «Труд учителя все более и более становится подобным труду ученого. В его труде нет просто повторяющихся элементов. Непрерывно развивается наука, основы которой преподает учитель. Меняется контингент учащихся. Учительское дело требует учета индивидуальных особенностей. В этих динамичных условиях постоянно надо находить наиболее доходчивые формы урока, приемы воспитания. <…> Высокая интеллектуальность, ставшая всеобщим явлением в социалистическом обществе, предъявляет более основательные требования к общей эрудиции и культуре учителя[699] <…>. Очень важно владеть высокой культурой общения с людьми, с детьми в особенности. Как много теряет иной наш учитель из‐за отсутствия педагогического такта. Впечатлительное детское сердце не прощает фальши, неправды, незаслуженной обиды»[700].

Можно заметить, что все три требования – тактичности, общей эрудиции и «работы учителя как ученого» – находят прямое соответствие в сценарии и экранной реализации фильма «Доживем до понедельника». Собственно, все эти идеи и определяют оппозицию Мельникова и Светланы Михайловны, с одной стороны, и Мельникова и его старого фронтового друга – директора – с другой. В отличие от директора, бросившего науку и преподавание, Мельников как раз является ученым-историком. Таким образом, мы можем предположить, что Мельников, несмотря на все сложности своего характера, в глазах Прокофьева, по-видимому, и представлял идеал учителя, который рисовал себе министр: тактичный, широко образованный, научно устремленный – и это обстоятельство оказалось решающим в деле продвижения фильма на широкий экран.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги