Читаем Укрощение Рики (ЛП) полностью

— Можешь, только сначала дождись меня. Будешь наказан после возвращения из больницы.

— Спасибо тебе, Ясон!

Когда блонди позволил ему проведать Дэрила, у Катце камень с души свалился — он так отчаянно хотел увидеть своего возлюбленного.

— Вечером ты вряд ли будешь меня благодарить. Боюсь, учитывая твой перелом, наказание покажется тебе суровым.

— Знаю.

— Я собираюсь использовать кнут, Катце.

Рыжеволосый красавец сглотнул ком в горле и мрачно кивнул. Он уже был знаком с тяжелой рукой хозяина, но наказание кнутом получал впервые и знал, что его ждет зверская боль. Утешало лишь то, что Дэрила эта чаша миновала, и совсем скоро любовник будет нежиться в его объятиях, в его кровати, в их общей квартире…

— Вернусь через несколько часов, — сказал Ясон и без дальнейших слов вышел.

Катце направился на балкон и попытался зажечь сигарету. Пальцы дрожали. Он в который раз позвонил в больницу с мобильника и в который раз довел до истерики дежурных медсестер — Катце названивал каждый час и допекал их расспросами о состоянии Дэрила. Получив резкий ответ — мол, состояние стабильное, никаких изменений, — он уронил телефон и сигарету на пол и закрыл лицо руками.

Внезапно его прорвало: он попытался, но не сумел сдержать рыдания. Катце был не из тех, у кого глаза на мокром месте, но когда дело касалось Дэрила, он подчас сам себя не узнавал. Он до боли в сердце любил парня, и теперь на его щеках слезы тревоги мешались со слезами радости — он всё еще не мог поверить, что скоро Дэрил освободится от обязанностей фурнитура, и они наконец-то совьют настоящее семейное гнездышко. Пару слезинок Катце пролил и о себе… памятуя о вечере, что ждал его впереди.


Рики несколько часов проторчал в своей комнате без штанов — на его заднице словно костер разожгли. Совокупление с Энью озадачивало его самого. Всё случилось будто во сне. Конечно, монгрел получил немалое удовлетворение, заставив кошака похныкать. Он так и прыснул со смеху, вспоминая жалобный скулеж нового пета. Однако на Ясона он до сих пор точил зуб — из-за комнаты — и вовсе не собирался спускать дело на тормозах.

— На этот раз твоя задница огребла по полной!

Катце стоял в дверном проеме, прислонясь к косяку и скрестив руки на груди.

Глаз Рики сразу зацепился за усмирительную трость на поясе фурнитура.

— Что?! Это что, Ясон тебе дал?

Катце с улыбочкой похлопал по ножнам.

— Ага. На случай, если тебя понадобится призвать к порядку.

— Эй, между прочим, ты мне такого леща влепил, до сих пор в ушах звенит! — проворчал Рики и вдруг улыбнулся. — А тебя, извращенца, вштырило, зуб даю!

— От этого меня еще сильнее вштырит. — Катце любовно погладил ножны с тростью. — Так что лучше тебе не зарываться, а не то повоешь у меня от души!

— Вот засранец! Сдуйся, а то лопнешь, начальник хренов!

— Я вообще-то здесь по делу, Рики. И тебе это дело сильно не понравится.

Фурнитур разжал кулак и предъявил монгрелу шелковые веревки. Тот с беспокойством уставился на него, и Катце рассмеялся.

— Не слишком-то радуйся. Я, конечно, тебя свяжу, но вовсе не для того, о чем ты так страстно мечтаешь.

— И нафига тебе меня связывать? — возмутился Рики — шутка фурнитура показалась ему совсем не смешной.

Катце извлек из кармана баллончик, который не спутаешь ни с чем. Конечно же, это был акселератор.

— Черт, только не это! — подскочив, завопил Рики.

Фурнитур выхватил трость из ножен и угрожающе замахнулся.

— Лежать, Рики!

— Ты не посмеешь!

— Рискни, убедись. — Катце многозначительно похлопал тростью по ладони.

— Да ладно тебе, Катце, эта хрень жжется так, что хоть помирай! — запротестовал монгрел.

— Приказ Ясона.

— Может, ты… распылишь его в воздухе, а ему скажешь, что всё выполнил?

— Ты тупица! Он сразу всё поймет, когда твоя задница заживет недостаточно быстро.

— Ну пожалуйста, Катце! — канючил пет.

— Извини, Рики.

Катце толкнул монгрела на постель и привязал его запястья к столбикам у изголовья кровати.

— У, Ясон, сволочь! — злобно буркнул Рики.

— Он, знаешь ли, чуть не рехнулся от беспокойства, когда ты пропал. В жизни его таким не видел.

Монгрел навострил уши.

— Да ладно!

— Могу поклясться, он даже заплакал.

Рики довольно улыбнулся, но выражение его лица мигом изменилось, когда Катце оседлал его ноги и начал наносить лекарство. Пет завопил, мечтая умереть на месте: грёбаный акселератор он ненавидел всей душой.

— Почти закончил, — сообщил фурнитур, закатывая рубашку Рики.

— Когда закончишь, я тебя урою, — пообещал монгрел. — Затолкаю этот баллончик тебе в зад!

— О-о-о, не искушай меня! Держу пари, ты говоришь это всем своим парням!

— Твою налево, Катце! Я ни фига не шучу. Ты даже не представляешь, как это больно.

— Верно… Но скоро узнаю. Сегодня вечером Ясон меня накажет.

— Вечером?

— Ну, да. А шрамы мне не нужны… в смысле, новые шрамы. Так что прошу тебя об ответной услуге.

— Шрамы?! Катце, он же не собирается пороть тебя кнутом?

— Вообще-то, да. Именно кнутом.

— Ё-моё! — выдохнул Рики, вспомнив публичную порку безымянного бедолаги пета с шикарной задницей. — Ясон бывает той еще скотиной!

— Да уж, — признал Катце.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Метафизика
Метафизика

Аристотель (384–322 до н. э.) – один из величайших мыслителей Античности, ученик Платона и воспитатель Александра Македонского, основатель школы перипатетиков, основоположник формальной логики, ученый-естествоиспытатель, оказавший значительное влияние на развитие западноевропейской философии и науки.Представленная в этой книге «Метафизика» – одно из главных произведений Аристотеля. В нем великий философ впервые ввел термин «теология» – «первая философия», которая изучает «начала и причины всего сущего», подверг критике учение Платона об идеях и создал теорию общих понятий. «Метафизика» Аристотеля входит в золотой фонд мировой философской мысли, и по ней в течение многих веков учились мудрости целые поколения европейцев.

Аристотель , Аристотель , Вильгельм Вундт , Лалла Жемчужная

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Античная литература / Современная проза
Алов и Наумов
Алов и Наумов

Алов и Наумов — две фамилии, стоявшие рядом и звучавшие как одна. Народные артисты СССР, лауреаты Государственной премии СССР, кинорежиссеры Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов более тридцати лет работали вместе, сняли десять картин, в числе которых ставшие киноклассикой «Павел Корчагин», «Мир входящему», «Скверный анекдот», «Бег», «Легенда о Тиле», «Тегеран-43», «Берег». Режиссерский союз Алова и Наумова называли нерасторжимым, благословенным, легендарным и, уж само собой, талантливым. До сих пор он восхищает и удивляет. Другого такого союза нет ни в отечественном, ни в мировом кинематографе. Как он возник? Что заставило Алова и Наумова работать вместе? Какие испытания выпали на их долю? Как рождались шедевры?Своими воспоминаниями делятся кинорежиссер Владимир Наумов, писатели Леонид Зорин, Юрий Бондарев, артисты Василий Лановой, Михаил Ульянов, Наталья Белохвостикова, композитор Николай Каретников, операторы Леван Пааташвили, Валентин Железняков и другие. Рассказы выдающихся людей нашей культуры, написанные ярко, увлекательно, вводят читателя в мир большого кино, где талант, труд и магия неразделимы.

Валерий Владимирович Кречет , Леонид Генрихович Зорин , Любовь Александровна Алова , Михаил Александрович Ульянов , Тамара Абрамовна Логинова

Кино / Прочее
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство