Улан Далай

– Ну вот что! – Семен Михалыч хлопнул рукой по списку. Йоська заметил, что указательного пальца у председателя не было. – Вчера было Рожество, а скоро – Крещение. Самое время ваших ребятишек перекрестить. Им тут жить до скончания, навечно вас сюда выслали, поэтому имена детям сейчас поменяем на нормальные. А взрослые – как хотите. Кто из вас разборчиво пишет? А то у меня того… – Семен Михалыч покрутил искалеченной рукой, – ствол в руках разорвало. Горло повредило и вот, палец срезало.

– Я, – вызвался отец. – Я журналист, во время войны служил в штабе дивизии. Называйте меня Гайдаром Петровичем, если хотите.

Идея получить еще по одному имени детям понравилась. Пампука председатель наградил именем Сергей – как у Кирова. Балуд стал Борисом, Цебек Валерием, как Чкалов. Йоська попросил отца записать его Александром, как героя «Двух капитанов».

– Но у тебя же имя не калмыцкое, – тихо напомнил ему отец.

– Правильно мальчонка говорит, негоже, чтобы у спецпереселенца было имя нашего великого вождя, – вмешался председатель. – Пусть будет Санькой.

Про Вовку – что тот носит имя Ленина – Семен Михалыч ничего не сказал. Вовка менять имя не стал. Надин тезка – мальчик – получил имя Коля.

Перекрестив всех желающих, Семен Михалыч занялся подсчетами.

– На тридцать три человека – трое взрослых мужиков, из них только один трудоспособный, – он кивнул на Очира, – да и то ограниченно. Трое старше шестидесяти – балласт. Десять младше десяти – обуза. Шестеро от десяти до пятнадцати. Этих – на зачистку лесосеки. Пятеро – от пятнадцати до семнадцати, парень среди них один, – Семен Михалыч указал на Вовку. – И шесть женщин трудоспособного возраста. Можно поставить на сучкорубку. Бабоньки, – председатель оглядел барак, – кто из вас топором орудовать умеет?

Женщины потупились.

– Они, че, по-русски не понимают? – озадаченно спросил отца Семен Михалыч.

– Понимают. Но если присутствует мужчина, женщины полагают, что он ответит за них.

– Это я одобряю! – Семен Михалыч взъерошил чуб, отчего тот встал, как петушиный гребень. – А то наши бабы через эту войну так распоясались: ты им слово, они – десять.

– Не умеют наши женщины топором работать. У нас вообще запрещено деревья рубить.

Семен Михалыч досадливо крякнул:

– А не сможете валить и рубить – подохнете тут вместе со всем выводком. Никто вас просто так кормить не будет.

Встал из-за стола, окинул взглядом сидевших на топчанах женщин:

– А ну-ка, бабоньки, поднимите свои подолы, я обувку вашу осмотрю.

Женщины опасливо и робко приподняли полы одежды, открывая короткие чуни и разбитые кожаные сапоги.

– Черт-те че! – заключил Семен Михалыч после беглого осмотра. – Без ног останетесь. Наши фрицы вот какую конструкцию тут придумали.

Он достал из вещмешка пару деревянных башмаков без пятки на толстой подошве, к бокам вкруговую была прибита обойными гвоздиками плотная серая тряпка.

– Вырезают прямо из дров. Надевают на носки или портянки, на голяшку наматывают дерюжку, крепят бечевкой, как лапти. Теперь метель, работать все равно нельзя, займитесь изготовлением. Образец я вам оставляю.

Когда председатель ушел, взрослые и дети сгрудились вокруг стола, разглядывая диковинную обувь. Дед сказал, что видел такие башмаки в 1915-м, когда немцев в первый раз выселяли с Дона. Любопытный Йоська-Санька тут же спросил, выселяли ли тогда вместе с немцами и калмыков. Не было такого, ответил дед, а дядя Очир добавил, что калмыки-казаки были в почете, на казаках держалась вся дисциплина в царской армии. Отец тотчас попросил дядю Очира не углубляться, молодому поколению эти сведения ни к чему.

Про башмаки дед сказал, что ходить в них неудобно и холодно, лучше пошить из шырдыков войлочные сапоги-тооку с загнутыми носами, какие носили встарь все калмыки, и велел старухам показать молодым женщинам, как их изготавливать. Из белого шырдыка, в который сначала заворачивали домбру, а потом Розу, выкроили шесть пар тооку: деду, дяде Очиру, отцу, тете Булгун, Вовке и ему, Йоське-Саньке. Не досталось только Наде, ну да ей еще нет десяти, работать она не должна, а на улицу в такой холод лучше и не ходить. Сапоги получились даже красивые: тетя Булгун укрепила швы полосками кожи и подшила кожей подошвы.

Заглянувший назавтра председатель сапогам подивился. Сообщил, что пока дорогу в поселок не расчистят и продовольствие не подвезут, придется им ходить по домам, просить у людей еду или выменивать на вещи, у кого что есть. Может, местным войлочные сапоги понравятся, потому что своих вальщиков в армию забрали, а у кого какие валенки были – износились, истрепались за войну. А может, привлечет мануфактура: отрезы, полотенца, платки – или ножи, металлическая посуда: кружки, ложки, поварешки. Посоветовал, чтобы менять ходили женщины – на мужчин нездешнего вида могут и собак спустить: в большинстве домов на хозяйстве остались одни бабы.