Улан Далай

– Мы поможем вам, – два охранника выставили ладони.

Цэрики передали им рулон бумаги, кисет, фляжку и чашку. Приветственный шарф-хадак взял в руки Дугэр-бейсе, а Нанзад-батор нес серебряный кубок и фарфоровую трубку. Шкатулка с грамотой и пистолетами осталась лежать в торбе.

После ухода начальников цэрики прикрыли глаза и принялись молиться. Тогда Чагдар бесшумно приблизился к кровати Дугэр-бейсе, вынул из торбы шкатулку и спрятал у себя под полой тулупа. По крайней мере у него под рукой есть два взведенных браунинга на шесть патронов каждый. Последнюю пулю пустит в себя. К смерти он был готов, но пыток боялся – боялся, что выдаст сведения, не справившись с болью.

Дугэр-бейсе и Нанзад-батор вернулись после полудня, пьяные и веселые. Чагдар ждал объяснений, но те не спешили, выпили по две чашки чая и легли подремать. Чагдар не находил себе места.

Но вот зашло солнце, женщины принесли в юрту свежесваренное мясо и наваристый шулюн, протрезвевшие начальники подкрепились, облизали пальцы и после того, как пустая посуда была убрана, кивнули Чагдару: садись рядом.

– Ну, калмык, продали мы тебя! – подхихикивая, прошептал Нанзад-батор.

Чагдар подскочил с кровати, но Дугэр-бейсе дернул его за полу.

– Сядь, – приказал. – Слушай. – Сделал знак сблизить головы и рассказал, как принял их Джа-лама.

Он лично наблюдал, пока телохранители обыскивали их при входе, а на подарки даже не взглянул и белый шарф-хадак на шею не надел. Дугэр-бейсе сразу почувствовал недоверие хозяина и быстро изменил заготовленную для Джа-ламы историю. Подтвердил, что привез из Урги обещанную грамоту, но сам взялся проделать столь длинный путь не ради этого. Заверил, что в душе он против власти красных, и у него есть план по свержению Сухэ-Батора, а в лице Джа-ламы ищет союзника, оттого приехал со своим давним соратником Нанзад-батором. С собой привезли они еще и калмыка, сочувствующего их делу и готового войти в заговор, жаждущего лицезреть великого ламу, получить высочайшее благословение и служить ему.

Услышав такое, Джа-лама повеселел, выслал всю охрану из комнаты и стал говорить, что давно мечтает о том же, и если займет место уполномоченного сайда[20] в Западной Монголии, то совершить переворот будет намного проще. А потом приказал накрыть стол, и они продолжали обсуждать план переворота уже за трапезой. Дугэр-бейсе выразил восхищение собранием оружия, висевшего на стенах, Джа-лама не преминул похвастаться своим арсеналом, который содержал в соседнем помещении. Арсенал был богатым и разнообразным – от берданок и секир до самовзводных наганов и карабинов. Следили за оружием всё те же четверо телохранителей, которых они видели при въезде.

Такую удачу Дугэр-бейсе и Нанзад-батор приписали вчерашнему колдовству Чагдара и попросили вечером совершить ритуал убийства Джа-ламы. Чагдар стал отказываться, уверяя, что для этого нужна какая-нибудь вещь, принадлежащая Джа-ламе, а таковой у них нет. И тут Нанзад-батор вытащил из-за пазухи очиненный карандаш, который стащил из приемной. Отступать было некуда.

Чагдар взял в руки карандаш, потер в руках, сделал круг над очагом, а потом отломил у карандаша очиненный кончик, приоткрыл дверь и выбросил грифель, а оставшийся карандаш сжег в очаге.

Ритуал укрепил веру монголов в грядущий успех. Чагдару было велено сочинить речь о его недовольстве советской властью вообще и службой у красных в частности. Это оказалось совсем нетрудно: сожженный хурул, зарубленная на его глазах мать, посеченный калмыцкий полк, сдавшийся в Новороссийске…

На следующее утро их позвали к Джа-ламе сразу, как его воины уехали из крепости: то ли караван грабить, то ли упражняться.

День был ясный, солнечный, морозный. Впереди, согласно старшинству, шел Дугэр-бейсе, за ним Нанзад-батор. Чагдар – третьим, нес в руках шкатулку. Сзади шли двое телохранителей Джа-ламы, их огромные тени нависали над Чагдаром. Он почувствовал, как шкатулка в его руках начинает мелко подрагивать, и прижал локти к бокам.

Поднялись на крыльцо. Поперек входа лежала большая рыжая собака. Завидев незнакомцев, она поднялась и зарычала, шерсть на холке встала дыбом.

– Пропусти, Хурдан! – приказал один из телохранителей.

Собака повиновалась, отошла вбок, но скалить зубы и ворчать не перестала. Она явно чувствовала угрозу, исходившую от пришельцев, и не сводила глаз с Чагдара. Рыжая собака, по поверьям монголов, способна отвести беду, и Чагдар заметил, как напряглись его спутники. Телохранитель жестом пригласил гостей внутрь. Собака вошла следом.