Обошлись кивками. Пошли вперед быстро, выстроившись крестом: один из встречавших впереди, потом оба курьера, сзади – второй встречающий. Павел Игнатьевич, хоть и на протезе и с палкой в руке, но скорость держал. Чагдар шел сбоку, в том же темпе.
У входа в Казанский вокзал их ждал шестиместный автомобиль. Не успел Чагдар захлопнуть дверцу, как машина рванула вперед, отчаянно сигналя шарахавшимся в стороны извозчикам и громыхая на выбоинах. Из окна все казалось Чагдару ненастоящим. Женщины в обрезанных до колена платьях, с короткими волосами, смешные мужчины в коричневых ботинках с крагами и узких, словно поддернутых брюках, мальчишки-газетчики, бросавшиеся под колеса со своим скоропортящимся товаром: «Покаяние патриарха Тихона!», «Советская власть простила реакционера!» – и вдоль всей дороги от вокзала до Кузнецкого Моста огромные окна пивных, трактиров, магазинов и вывески, вывески, вывески, которые Чагдар и читать-то не успевал.
– Зверь машина! – перекрывая шум мотора и дребезжание корпуса, прокричал на ухо Чагдару Иван Семенович. – «Руссо-Балт», двадцать четвертая! В аккурат перед революцией такие в Филях выпускать стали!
Иван Семенович всю дорогу от Верхоудинска рассказывал ему про автомобили: про цилиндры, клапаны, подвески и рессоры. Чагдар в ответ рассказывал о конях, и Иван Семенович пообещал сводить его в Москве на бега.
Машина, бешено визжа тормозами, остановилась у церкви.
– Наркомат в церкви размещается? – обескураженно спросил Чагдар.
– Чудак, не туда смотришь, – рассмеялся Иван Семенович. – Наркомат с другой стороны! Самый дорогой доходный дом тут был. И первый в России автоклуб! А теперь – мы!
Постовой на входе проверил документы. Козырнул дипкурьерам и пропустил их, а Чагдару велел подождать.
– Ну, – обернулся к Чагдару Иван Семенович, – встретимся на паперти через два часа.
– Добро! – согласился Чагдар, отошел в закуток при входе, снял шинель, достал из заплечного мешка нож и стал осторожно распарывать подкладку с левой стороны.
Постовой так и вытаращился на него:
– Вы, товарищ, уберите холодное оружие, а то мне придется его реквизировать!
– Я по-другому пакет не достану, – объяснил Чагдар. – А его мне в канцелярию отдать надо, чтоб расписали кому следует. У вас тут начальники так быстро меняются, что в Урге не знают, на чье имя доклады писать.
– Скорость у нас революционная, – подтвердил постовой. – Сменюсь, провожу вас до канцелярии.
Через час Чагдар передал свой пакет под расписку письмоводительнице, сдал конспиративный паспорт и был свободен до завтра. Решил прогуляться по Лубянке и Сретенке до Сухаревской площади, посмотреть, что продают на самой известной толкучке в Москве и почем. Дошел и растерялся – море голов, тут и там мелькают черные милицейские фуражки с красными околышами.
– Гражданин, чего желаете? – то и дело обращались к нему торговцы.
Желать у Чагдара было не на что. От командировочных в кармане оставалось совсем немного, а золотые царские червонцы – запас неприкосновенный.
– Духи на вес! Духи на вес! За сто миллионов оросите себя «Шипром» Коти!
– Холодная вода, холодная вода, миллион – стакан, кому угодно? С клюквой, с лимоном, просто так! – Мальчишка сунул под нос Чагдару мутный стакан, размахивая зажатой в другой руке бутылью. – Желаете освежиться?
Освежиться водой за деньги Чагдар не желал.
– Музыкальные консервы! Собинов, Шаляпин, Нежданова! – дореволюционный гражданин в пенсне потрясал граммофонными пластинками.
– Есть шикарный френч, примерите? И галифе, – потянул его за рукав еврей-портной.
Хорошо бы приехать домой с иголочки, но, узнав цену – 200 рублей золотом, – Чагдар остолбенел. Он считал, что у него в подкладке шинели зашито целое состояние, а оказалось – только на одну штанину. И Чагдар опрометью бежал с рынка.
Иван Семенович уже выглядывал его с паперти.
– Ну, ты куда подевался? Мы с Костей уже забеспокоились, – кивнул он на водителя машины. – Заблудишься или обворуют. Здесь народ ушлый. Со всей России-матушки проныры собрались. Отдай свой мешок Косте, он вместе с моим чемоданом на квартиру забросит. А я тебе Москву накоротке покажу. Когда ты опять в столицу попадешь…
Первым делом отправились на Кремль посмотреть. Но на Красную площадь попасть не удалось, проход был закрыт.
– Подготовка войск к первомайскому параду! – взглянув через головы красноармейцев, со знанием дела объявил Иван Семенович. – А пойдем-ка на Тверскую, я тебе настоящее чудо покажу – обомлеешь!
По Тверской навстречу им валила такая толпа народа, что можно было подумать – демонстрация уже началась. Когда же Чагдар увидел почти голую каменную женщину, прислоненную к громадному, тоже каменному штыку, он решил, что это чудо и есть.
– Оно? – кивнув на памятник, спросил Чагдар.
– Какое ж это чудо? – засмеялся Иван Семенович. – Это наша Свобода. – И, понизив голос, добавил: – Но я ее не одобряю. Срам один. К тому ж слепая. Вместо глаз бельма. Тьфу! – сплюнул себе под ноги. – Чудо скоро будет.
Они прошли еще немного.
– Ну, теперь не смотри! – приказал Иван Семенович.