Улан Далай

– «Мы беззаветные герои все, и вся-то наша жизнь есть борьба», – подхватил Чагдар.

– Ладно, – согласилась Михална принять Чагдара за своего. – А то я думала – китаец переодетый. А Марфа твоя в деревню уехала, картошку сажать.

– Да я в курсах, – в голосе Ивана Семеновича проскользнула легкая досада. – Вот с делами разгребусь, возьму увольнительную и тоже на трудовой фронт! Личным примером крепить связь города и деревни, – засмеялся Иван Семенович. – Давай багаж-то.

– Да тут он, в колидоре. Забирайте! – Михална отступила в сторону.

Иван Семенович нырнул в дверь, вынес свой чемодан и мешок Чагдара. Поднялись по гнутой лестнице, Иван Семенович достал из-под вязаного половичка ключ, отомкнул тяжелую дубовую дверь.

– Ну, заходи, гостем будешь! – пригласил Чагдара широким жестом.

Чагдар на пороге замешкался. Пол в комнате блестел так, будто на него налили воду. Иван Семенович, поняв, в чем заминка, подтолкнул Чагдара:

– Не бойся, не замокнешь. Это полы такие, лакированные.

– Так сапоги ж подкованные. Поцарапаю.

– Да заходи, пока жены нет, – сам Иван Семенович присел на табуретку у двери и стал стаскивать сапоги. Чагдар тоже, хоть и непростое это дело – снимать сапог одной рукой.

– Картошку, она, видите ли, поехала сажать! – освободившись от обмоток и шевеля босыми пальцами, продолжал Иван Семенович. – Я ей говорю: ты помни, чья ты жена! Что ты, как батрачка, у родителей горбатишься, пупок надрываешь! Из-за этого и родить не можешь! Все равно все излишки государство реквизирует. Отменили продразверстку, ввели продналог. Те же яйца, только сбоку. – Помолчав немного, добавил: – Ну и правильно! Рабочий класс должен хорошо питаться! Ты проходи, проходи уже! – подтолкнул переминавшегося с ноги на ногу Чагдара. – Присядь вот на диван. Я пока самовар раздую.

Чагдар снял шинель, по привычке скатал и присел на обитый кожей деревянный диван.

Иван Семенович бегал по комнате от буфета к столу и обратно и все больше распалялся.

– Нет бы мужа с дальней дороги встретить, с чайком, с пирогами! Разведусь, ей-богу, разведусь и женюсь на барышне из канцелярии. Видел, какие там красоточки в шелковых чулочках? И пахнут как ароматно! А моя пусть в деревне так и остается, раз картошка ей дороже советской дипломатии!

– Стол у вас, как у начальника железнодорожной станции, – попробовал сбить Ивана Семеновича с женской темы Чагдар. – С сукном и тумбами.

– Так тут кабинет у прежнего владельца располагался. Из книжного шкапа мы буфет сочинили. А книжки истопили в прошлом году.

– Книги сожгли? – поразился Чагдар.

– Да там ничего хорошего не было. Чертежи да цифирь.

Отчего-то дипкурьер стал Чагдару вдруг неприятен.

– Ну, план у нас с тобой такой, – сообщил Иван Семенович за чаем. – Завтра с утра пораньше – в наркомат, дела доделаем и на фильму пойдем, «Красных дьяволят» посмотрим. В субботу – на бега. А в воскресенье в цирк! Про Бима и Бома слыхал? Клоуны! Такие шутки откалывают – живот надорвешь.

Чагдар перестал хлебать чай.

– Необыкновенно хорошо у вас тут в столице, – начал он и замолчал. Собрался с духом. – Но мне домой ехать поскорее надо. Пирожки с человечиной у меня из ума не идут. У нас на Дону тоже в прошлом году голодали. Да и денег у меня лишних нет по циркам ходить. Так что я завтра…

На последних словах Иван Семенович чуть не подавился, закашлялся.

– Да ты что, парень, ты меня без ножа режешь! – отдышавшись, выдавил он. – Ты, значит, уедешь, а мне на выходные спину ломать на картошке!

Чагдар не увидел связи.

– Я вроде как прикомандирован тебя по Москве сопровождать, понимаешь? А если останусь один и в деревню не поеду, Михална моей жене настучит. И будет мне потом пролетарская взбучка. Марфа и жалобу на работу накатать может, за ней не застоится. Научил грамоте на свою голову!

– А вам тоже обычай запрещает землю копать? – озарило Чагдара.

– Мне не обычай, мне ум запрещает! А если поясницу надорву и из строя выйду? На мне такая ответственность! Государственная! А Марфа моя не способна большие политические горизонты охватить, на мир из-под лопаты смотрит. Ох, разведусь я с ней!

На следующий день Иван Семенович проводил Чагдара на Саратовский вокзал. На прощанье вручил сверток:

– Мне тут паек выдали. От американских щедрот – голодающим. Какава, манка, молоко сгущенное, лард – сало ихнее. Возьми своим в подарок. По назначению пойдет.

До Царицына Чагдар добирался в общем вагоне на третьей полке. Теперь, при новой экономической политике, бесплатно военных в нижних чинах помещают на третью полку, а нижние две отдают платежеспособным гражданам. Да потерпит, езды до Царицына меньше суток.

Вагон был полон. В основном всё мужики, ездившие в столицу хлопотать по разным поводам. Курили безбожно. Тяжелый запах самосада напомнил Чагдару калмыцкие кибитки во время праздников. Только вот настроение в вагоне было невеселое. Ругали советскую власть на чем свет стоит.

– Собирают налоги да рекрутов берут! А что мы имеем? Землю? Так мы сами ее и взяли!

– Да в Москве те же баре правят! В какую контору ни придешь, все такие гладкие. Гоняют по кругу, пока у тебя терпение не лопнет!