Улан Далай

– Да что вы, Чагдар Баатрович, нет, конечно, – заволновался Мухайкин, – я так только, для понимания – как кулаков выбирать.

– Надеюсь, обойдемся без раскулачивания, – твердо произнес Чагдар. – Сбор на площади через два часа.

– Есть, – по-военному откликнулся Мухайкин и торопливо допил шулюн. – Разрешите идти?

– Я тоже пойду, – поднялся Шарапов. – Соберу ячейку для проведения ориентировки.

– Сколько у вас членов? – поинтересовался Чагдар.

– Было пятеро, одного летом вычистили за неуплату взносов. Семья у него большая, да и пил сильно, – доложил Шарапов.

– А почему же тогда не за пьянку?

– Пьющих у нас было двое, а сразу на сорок процентов сокращать ячейку немец не велел, – объяснил Шарапов, имея в виду предшественника Чагдара на посту районного секретаря.

– Бессемейную молодежь привлекайте, – посоветовал Чагдар.

– Пробовал, не идут бессемейные. Народ у нас еще темный, – оправдал Шарапов малые цифры охвата. – Затвердили себе, что член партии – плохой кандидат в мужья, дома не бывает, для хозяйства только обуза. А парни и готовы были бы вступить, но сначала жениться хотят.

«Хорошо, что Цаган сирота, – промелькнула мысль в голове Чагдара. – Будь у нее живы родственники, мне бы точно отказали».

– Пойду вздремну, – зевнул Чагдар, когда гости покинули баз. – Разбудите меня через полтора часа, брат, – попросил он, снимая с руки и передавая Очиру мозеровские часы на черном кожаном ремешке.

– Какие часы! – восхитился Очир. – В крайкоме отоварился?

– Это наградные, – с гордостью ответил Чагдар. – За успехи в ликвидации неграмотности.

– Ценит тебя советская власть, – отметил Очир, застегивая ремешок у себя на запястье. – Выходит, не зря ты за нее воевал.

Чагдар ничего не ответил. Понимал, что досадно Очиру. Сад в Васильевском, выпестованный его трудами, пришлось бросить на произвол судьбы. А теперь и скотину, за которую он когда-то заплатил заграничным костюмом и часами, придется отдать на общий двор просто так. И то понимал Чагдар, что не будь он партийным начальником, его брат ни за что не вступил бы в колхоз.

– А знаете что, – решился Чагдар, – я вам эти часы дарю.

– Ну уж нет, – усмехнулся Очир, – я чужие награды носить не буду. Я даже своих не ношу, – добавил он. – Хоть, может, и хотелось бы.

Чагдар помрачнел. Не хватало еще, чтобы Очир нацепил на себя Георгиевские кресты.

– Брат, поверьте, я все понимаю. Но обстоятельства выше нас. И я уверен, что колхозный путь – единственно правильный. Единолично коммунизм не построить. Всем, кто работает на земле, надо преодолеть частнособственническое мышление, иначе все наши усилия, все наши жертвы уйдут в песок.

Очир испытующе посмотрел на Чагдара.

– Ты что, на мне агитацию пробуешь? Или ты всерьез так думаешь?

– Разве я вам когда-нибудь врал? – запальчиво спросил Чагдар брата.

– Заговорили тебя коммунисты! – горько проронил Очир. – Иди, спи, разбужу.

Через полтора часа Чагдар оседлал коня и поскакал на другую сторону речки Мукан Сала к хуторскому сельсовету. Отец и Очир решили идти пешком.

– Надо привыкать к безлошадности, – мрачно бросил Очир. – На конях будут теперь ездить только начальники.

Площадь перед сельсоветом была совершенно пуста, только в пыли у крыльца лежало несколько собак. Чагдар разглядывал строения и поневоле сравнивал с теми, что окружали хуторскую площадь в Васильевском. Дома, которые сохранила память из детства, были добротные, обшитые тесом, крашеные, с резными ставнями, с железными крышами. А сейчас он видел наспех сложенные, крытые камышом и соломой. Обшивки, побелки не было ни на одном. Перед правлением хилый саженец непонятно какого дерева, окруженный от потравы частоколом, отчаянно боролся за жизнь. Листья с него уже облетели, а может быть, и не появлялись.

Если народ не соберется, снимет он Мухайкина с должности к чертовой матери, решил для себя Чагдар. Но тут из-за угла показались отец и брат, а за ними целая толпа. С другой стороны подъехали на телеге Мухайкин с Шараповым, с ними еще трое. Привстав в повозке, Шарапов достал из-под себя рулон красного кумача, который тут же растянули вдоль фасада сельсовета. «Все в колхоз!» – неровными белыми буквами было выведено на полотнище. Народ потихоньку подтягивался, кто пеший, кто конный, и вскоре площадь показалась Чагдару маленькой и тесной. Пришли не только главы семейств. В отдалении кучковались женщины, туда-сюда бегали любопытные дети. Тыча пальцами в лозунг, они наперебой читали надпись. Это умилило Чагдара. Вот она, растет грамотная смена! Ради будущего этих пострелят и задумана великая революция.

Мухайкин вынес из сельсовета списки дворов и, встав в полный рост на телеге, начал перекличку. Получалось, что из восьмидесяти дворов присутствовали главы семидесяти, а от остальных были представители. Чагдар совсем повеселел.

Мухайкин объявил тему схода и дал слово Чагдару. Чагдар привстал в стременах, молча и неторопливо окинул взглядом площадь. Такой прием он подсмотрел у Канукова. Толпа затихла.