— Косметика — лишь начало начал. Чтобы чувствовать себя великолепно, нужно выглядеть великолепно. Идея вполне понятная всем и каждому. Абсолютно логичная. Вы похудели на пять фунтов, и, если окружающие это заметили, вы счастливы.
— Не спорю. Но согласитесь, такого рода счастье и лозунг «быть хозяином своей судьбы» — понятия несопоставимые? Это всего лишь кремы для лица.
— Вы же сами понимаете, что это не так. Вместе со своей продукцией Марни продает нечто большее. Свое существование она посвятила тому, чтобы помогать женщинам в первую очередь достичь духовного совершенства… а не физического.
Подобные лозунги озадачивали Линдси. Это никак не соответствовало её собственному подходу к жизни, к работе. Внешность не определяла характер человека. Бывает, что у человека с неприятным запахом изо рта и гнилыми зубами благороднейшее сердце. И наоборот, роскошная рыжеволосая красотка, проживающая в доме стоимостью в несколько миллионов долларов, может оказаться убийцей.
В лучшем случае, лгуньей.
— Тогда к чему такое внимание к внешности? — спросила Линдси.
— Наша наружность, оболочка, упаковка — как ни назови — это первое, что мы видим, когда просыпаемся. Первое, что мы предъявляем, вступая во взаимодействие с другими. Люди смотрят. Оценивают. За долю секунды выносится суждение, определяющее, что мы собой представляем и как нас воспринимают окружающие. Внешность человека — визитная карточка его сущности.
— А как же те, кто не вписывается в рамки общепринятых представлений о красоте? В учении Марни этому не дается вразумительного объяснения, не так ли?
Грета наградила Линдси мрачным ледяным взглядом.
— Насколько я понимаю, это вопрос с намеком? То был единичный случай, недоразумение. И было это очень давно.
— Верно. И этот случай едва не уничтожил её.
— Именно поэтому я никогда не стану это обсуждать. На неё я больше не работаю. Продукцию её не продвигаю и не рекламирую. Но, тем не менее, обсуждать это с вами я не стану.
— Из уважения к Марни?
— Из уважения, — ответила она. — И хватит об этом.
После продолжительного молчания Линдси решила, что их разговор действительно подошел к концу, и встала, собираясь уходить.
— С другими женщинами вы тоже намерены побеседовать? — вдруг спросила Грета.
— С Диной я уже встречалась, звонила в офис Хизер, Триш пока не нашла.
— А с Марни?
— Я всегда работаю по принципу от внешнего к внутреннему, — сказала Линдси. — Её припасу напоследок.
Как только внедорожник следователя покинул парковку на вершине холма, Грета немедленно подошла к телефону и позвонила Дине.
— Это я, Грета. Что-то мне неспокойно.
Молчание.
— Ты меня слышишь?
— Слышу. Тебе неспокойно. А в чем дело?
— Сама знаешь.
— Послушай, мы с тобой сто лет не общались, а ты мне вдруг звонишь, потому что у тебя нарисовалась проблема, которую ты не можешь решить. В чем дело? Собака заболела?
— Не смешно, — сказала Грета. — Обязательно быть стервой?
— Видишь, как легко вернуться к старым дурным привычкам, правда, Грета? Только стервой, насколько я помню, была ты.
— Я звоню по поводу следователя. Она что-то вынюхивает. Была у меня, только что уехала. Расспрашивала про Калисту, о том, что с ней произошло. Также упомянула Сару Бейкер, журналистку, с которой ты, я знаю, встречалась. Она мне тоже звонила и сказала, что беседовала с тобой.
В трубке снова наступила тишина. На этот раз Грета дождалась ответа.
— Что ты ей сказала?
— Ничего. Как я могла?!
— Кому-нибудь еще говорила?
Грета смотрела на потемневшее море и всем сердцем желала, чтоб разразился шторм, да такой, чтобы её дом и она сама затряслись от страха.
— Нет, — ответила она. — И не имею таких намерений.
— Ну и ладно. Значит, бояться нечего.
— Ты уверена?
— Да. Только сделай мне, пожалуйста, одно одолжение.
— Какое?
— Не звони мне больше никогда. Что бы ни случилось.
Грета прижимала трубку к уху и, слушая тишину, постепенно погрузилась в размышления. Марни Спеллман ошиблась. Взгляды Греты на себя саму и на других изменились. Они не были непобедимы — так, кучка идиоток, которые думали, что своим молчанием помешают кому-нибудь разобраться в том, что происходило на ферме.
Она пошла в спальню за трикотажным кардиганом из толстой пряжи. Ее обволакивал холодок прошлого — не приятный, а сдавливающий, как ледяные клещи.
Прошлое не прошло.
Глава 24