Улей

Дина недоуменно взглянула на нее. Такое выражение обычно принимало ее лицо в телепередачах, когда она хотела изобразить удивление.

— Вот как? Ты внушаешь женщинам, что только красота позволит им добиться желаемого. Старая песня. Мужчины внушают нам то же самое с тех пор, как на свете появились мужчины и женщины.

— Ты знаешь, Дина, что дело совсем не в этом, — отмахнулась от ее доводов Марни. — Или должна бы уже это усвоить, но, очевидно, только и делаешь, что смотришься в зеркало. Да. Ты сейчас говоришь о себе, Дина. Ты — горячая поклонница себя самой, вот что.

Они не кричали друг на друга, говорили спокойно, но каждая фраза звучала так, словно вся состояла из заглавных букв.

— Возможно, — ответила Дина, не желая отступать. — Ты погубила мою карьеру и выставила меня идиоткой, заставив пробоваться на дурацкую роль в скучнейшем сериале «Сеть».

Эмоции буквально сочились из каждого ее слова.

Марни, напротив, сохраняла невозмутимость.

— Я хотела, чтобы ты преуспела, — сказала она.

— Ты желала моего провала! Тобой владеет неутолимая жажда царствовать, и ты ни за что никому не позволишь стать выше себя.

— Дина, ты должна посмотреть правде в глаза. Было время, когда ты была популярной. Но ничто не вечно. Пора с этим смириться.

— Ты меня использовала, Марни.

Марни закрыла глаза руками, досадливо качая головой.

— Опять? Ты серьезно? Почему ты повторяешь это всякий раз, когда злишься? Или пьяна?

— Я сейчас не пью, — парировала Дина.

— Что ж, ладно, — не отступала Марни. — Давай покончим с этим, раз и навсегда. И не будем больше возвращаться к этому разговору. Тебе необходимо трезво взглянуть на вещи. Голливуд для тебя в прошлом. Здесь ты еще могла бы чего-то достичь… хотя, может, и нет. Честно говоря, я в этом не уверена. Ты своим отношением меня достала.

Дина слушала ее молча. Как слушала маму, которая говорила, что ей надо похудеть. Как слушала своего агента, который заставил ее сделать две операции по увеличению груди, так как первая операция не произвела ошеломляющего впечатления, а это, по мнению агента, было необходимо, чтобы получать более серьезные роли.

Она пыталась бороться, пыталась противостоять нападкам Марни. Но нужные слова не шли на ум. Она знала, что Марни поднимается все выше в своем звездном могуществе, а она сама — всего лишь угасающий уголек.

— О, — произнесла Марни. — Похоже, мы больше не будем возвращаться к этому разговору.

Дина безмолвствовала.

— Вот и прекрасно, — продолжала Марни. — Сейчас ты здесь. И у нас много работы. Так что не отлынивай, выполняй свою часть обязанностей.

* * *

И вот, девять лет спустя, в своем прекрасном пустом доме Дина усилием воли (используя свой многолетний опыт) пыталась изгнать эти воспоминания. С бокалом вина она вышла к бассейну. Дина прекрасно сознавала свое положение. Никогда больше не обретет она славу и популярность, какими обладала в молодости. Если о ней и вспомнят, то лишь в связи с Марни Спеллман.

Надежная подруга.

Наперсница.

Советница.

Допивая вино, она слабо улыбнулась.

Ни то, ни другое, ни третье.

Она ненавидела Марни Спеллман так же сильно, как любила ее.

Некоторые считали, что они с ней словно сестры. Другие видели в их отношениях нечто большее. Дина знала, что она старше Марни, — хоть и солгала о своем возрасте в Википедии, — но рядом с ней всегда чувствовала себя на положении подчиненной. Марни была в полной мере состоявшимся человеком, управлявшим своим телом, сознанием и карьерой. Сильная целеустремленная женщина. А жизнь Дины определяли другие. Почти всегда это были мужчины. И почти все хотели просто использовать ее.

Дина снова отправилась бродить по своему огромному дому. Вернулась на кухню, поставила пустой бокал и, взяв из холодильника бутылку воды, пошла через большой холл в кабинет. Из глубины шкафа она достала альбом газетных вырезок, которые ее мать начала собирать, когда Дина делала первые шаги в кино. Помнится, мама говорила ей, что в юном возрасте она обожала работу манекенщицы. Обожала эту работу. Жила ради нее. Дину это приводило в замешательство. Что ж там обожать? Ей это ничуть не нравилось. Но она видела, что для матери это много значило.

Пожелтевшие вырезки в альбоме крепились к страницам целлофановой лентой, которая стала хрупкой и ломкой от времени. Вот ее фотография в двухлетнем возрасте — из рекламы стирального порошка «Белоснежка». Дина потрогала загнувшиеся края своей фотографии в роли Фионы в мюзикле «Бригадун»[30]. Стала листать дальше. Страницу за страницей. Из настоящего в прошлое и обратно.

Потом снова вернулась к фотографии из мюзикла «Бригадун». На ней глаза Дины излучали магнетизм, а сама черно-белая фотография выглядела, словно лист железа.