Ульфхеднар (СИ)

Турин со стягом в руке двинулся вперёд, снова указывая дорогу. Хотя все и так видели наезженную тропу, сбегавшую с холма до самых ворот.

Сэхунн в один миг с Лейфом хёвдингом углядел на реке узкую чёрную снекку, когда они спустились почти к подножию холма. Снекка стремительно скользила по водной глади и поспевала в город быстрее конного отряда.

— Воевода сам встретит, — прогудел Турин, тоже приметивший снекку.

В Цвик отряд пустили без задержек — Турина явно все знали и уважали. На хёвдинга и его отряд косились, куда без этого, но словами не цепляли. Велели ехать в малый двор.

Сэхунн, как и прочие, вертел головой по сторонам с любопытством, покуда кони несли их меж выложенных из валунов стен. Тут уж постройки ничем не напоминали ни дом, ни жилище раганы. Казалось, что и поджигать тут нечего при штурме.

Так вот они и оказались в прямоугольном дворике. Стоило спрыгнуть с коня, и под ногами захрустел речной песок с обломками ракушек. Тут же и поводья отобрали юркие мальчишки да угнали коней прочь.

Сэхунн ноги размял и повернулся к широким ступеням, что вели в каменную домину. Турин туда и направился, а прочие за ним потянулись. Они вступили в большой зал, где за длинными столами сидели воины, отроки и несколько старцев. Гул голосов не смолкал, хотя их провожали взглядами, покуда они шли к двери в противоположной стороне. Вышли они снова во двор, прошлись по речному песку и свернули к реке. Там и нашёлся тот самый малый двор. По северной стороне стена была низкая, и Сэхунн полюбовался на спокойную водную гладь и мягко покачивающиеся на волнах у берега корабли.

На корабли Сэхунн так загляделся, что и позабыл, зачем они здесь. Хотя не он один так оплошал. Только по поклону Турина все и заметили человека, что их ждал.

Он сидел на гладком бревне в углу дворика, сложив на коленях накидку из волчьего меха, и выглядел чужеземцем похлеще северян. Все, кого допредь они встречали, походили на Гинтаса — пепельноволосые, светлые, белокожие, с лёгким загаром. Этот же был непривычно тёмным, словно солнце щедро его пережарило лучами. И ладно бы только лицо, но ремни с заклёпками расходились, открывая сильные мускулистые руки — такие же смуглые, как лицо и шея. Да и волосы у него были чернее ночи, длинные, заплетённые в тонкие косы — защита от удара мечом получше, чем шлем. Усы и бороду он сбривал, но щетина густела на подбородке и над верхней губой, отдавала синевой на смуглой коже. Непривычные черты лица казались Сэхунну хищными и опасными, на первый взгляд — вызывающе грубыми. Сначала в глаза бросались крупные мясистые губы, обветренные и потрескавшиеся, широкий нос, жёсткие скулы и волевой подбородок, а вот под тяжёлым испытывающим взглядом тёмных глаз становилось и вовсе не по себе.

В том, что это воевода, сомневаться не приходилось, но его возраст смущал. Он был немногим старше Сэхунна.

Воевода переложил свёрнутую накидку на бревно и поднялся. Высокий и гибкий, как лоза. И его тоже постоянно как будто кусали невидимые пчёлы — вёрткий, казалось, он двигался постоянно, но намётанным глазом Сэхунн видел, что движения воеводы скупые и расчётливые, точные — ничего лишнего, ни одной капли силы он не тратил зря. Одёжу он носил из хорошо выделанной кожи, а вот оружия при нём Сэхунн и не приметил. Хотя человеку с таким взглядом и стремительностью в движениях оружие вряд ли требовалось.

Воевода лёгкой походкой приблизился, остановился напротив Лейфа хёвдинга. Низким голосом после чисто выговаривал на их языке слова:

— Меня здесь называют Каем Вилктаком или Волчьей Шкурой. И вы можете остаться здесь как гости. Ты, Лейф Поединщик, и твои люди. Поговорим завтра.

Сэхунн забыл, как дышать, когда взгляд воеводы задержался на нём. Казалось, воевода глядел миг всего, волком, но как будто вечность целую, потому что воздуха Сэхунну не хватало до острой боли в груди. Да и после он едва дышал и не замечал ни куда их ведут, ни как устраивают. Только за длинным столом и взял себя в руки, узнав тот зал, через который они проходили.

Сэхунну кусок в горло не лез, и он больше на воду налегал. Сидеть же так старался, чтобы больную руку не потревожить.

Усадили их за почётным столом, а Лейфу хёвдингу дали место подле воеводы Кая. Гинтас, понурившись, сел через стол от них с отроками — видимо, там ему и полагалось сидеть. Все поглядывали на гостей, а на Сэхунна — чаще всего. На руку его увечную посматривали и что-то там себе говорили. Вряд ли лестное.

Сэхунн встряхнулся и налёг на еду. Взгляды и шепотки разом напомнили ему, что отличных от себя люди не шибко и любят, не гнушаясь порой сваливать на отличных невзгоды. Но с ним это уже бывало, а в «сравнении мужей» Сэхунн уже три зимы как не позорился. Слово ничем не хуже меча, и истинный воин тот, кто с любым оружием обращаться умеет. Скорым на язык Сэхунна ни одна собака не назвала бы — он больше молчал на людях и отвечал про себя, но если рот открывал, то припечатывал будь здоров.

Как и стоило ждать, пересуды через стол от них становились всё горячее и громче, покуда не прозвучало отчётливое: