Ульфхеднар (СИ)

— Много ли чести воеводе увечного чужака кормить? Да и к чему ему меч, коль держать нечем?

— Что ты там понимаешь, убогий? — ответили с другого конца стола. — Может, тот воин другим могуч?

— Привязать меч к сучку — махать можно будет.

— И много так намахаешь? Твоим уж точно и мух со слепнями не отогнать, молокосос. Стыдные речи ведёшь, пустоголовый, — выбранил седой воин, что сидел за соседним столом, говорливого юнака с тёмным пером в пепельных волосах. Беседу вели они все на понятном Сэхунну наречии, что было в ходу при торговле у Рюгена и в землях к югу. Гинтас вот мало что понимал, и ему сосед переводил на ухо.

— А ты никак, Двурукий, сам проверял? — не уступал юнак с пером и косился на Сэхунна сердито. — Что вообще говорить, коль чужаков привечать стали хлебом-солью? Стрелами и мечами уж куда вернее было б.

— А ты теперь тут воевода? — отодвинув блюдо здоровой рукой, спросил Сэхунн негромко, но чётко. — Отсюда не похож. Но если подойдёшь ближе, мне будет лучше тебя видно.

За соседним столом засмеялись. Многие повернулись в сторону юнака с пером, предвкушая если и не ответ, то забаву.

— Он не просто увечный, глядите, а ещё и подслеповат, — осклабился юнак.

— В первый раз вижу воеводу, что за спинами чужими прячется. Тут любой уж глазам своим не поверит, — отбрил Сэхунн загодя заготовленными словами — на то и рассчитывал, что юнак заглотит наживку, уж больно жирная она была. Воин поопытнее игру Сэхунна раскусил бы и не попался в ловушку, а горячая голова шёл напролом молодым бычком.

Сэхунн поёжился и невольно метнул взгляд влево — воевода Кай смотрел на него, после медленно голову повернул и жестом подозвал одного из детских. Дальше Сэхунн уже понаблюдать не смог, потому что юнак с пером грянул кулаком о толстые столовые доски и порывисто вскочил с лавки. Стоял и глядел на Сэхунна с яростью.

— Я не воевода, чужак. И за спины не прячусь. Но какой с тебя толк, если ты в деснице и иголку не удержишь? Я не пойму. Растолкуй уж мне, дурню, будь ласков.

Сэхунн поднёс к губам деревянный кубок с водой, неспешно отхлебнул, покуда торопливо складывал слова в голове. Утеревшись рукавом, он отставил кубок, облизнул от волнения губы — не знал, как прозвучит всё, что про себя он приготовил. Отступать же было некуда.

— Узоров чуднее, чем мёдом уста омытые*,

Складывать Одноглазый Отец* меня не научил.

Но разум он дал мне глупцам в назидание верно,

Да чтоб вздорных сорок я при встрече тотчас вразумил.

Соседний стол весь взорвало хохотом — убелённые сединами закалённые воины грудью ложились на гладкие доски, хлопали загрубелыми ладонями, опрокидывая кубки. Вслед за этим и за другими столами разлился смех, когда там пересказали, что Сэхунн ответил юнаку. Как видно, с сорочьим пером Сэхунн угадал верно, как и со вздорным нравом сорвиголовы.

Сэхунна тронули робко за плечо. Он отвёл взгляд от побелевшего от ярости юнака и уставился удивлённо на детского — того самого, с которым не так давно говорил воевода Кай. Детский держал перед собой в руках свёрток. Держал с почтением. Из свёртка виднелась часть рукояти меча, что Сэхунну достался от раганы.

— А меч тебе к чему? Вместо костыля? — Проигрывать ой как юнак не любил или не умел. — Или он у тебя забавы ради? Деревянный, верно?

Сэхунн показал левую ладонь с мозолями от правила.

— Не только меч оружием воину, и никто не скажет, что отец зря меня кормит. А за что кормят тебя? — Сэхунн взялся за рукоять левой рукой и потянул осторожно меч из свёртка. И под сводом тотчас пропали все звуки, утопнув в вязкой тишине. В отблесках лучин и огней ярко блестел золотой круг с волчьей головой и смарагдами.

Сэхунн застыл на месте; он всего лишь хотел показать, что меч настоящий, боевой. Но все вокруг смотрели на меч с потрясением, только отцовы хирдманы да сам Лейф хёвдинг озирались в растерянности. Хотя нет. Воевода Кай безмятежно восседал на тяжёлом стуле с высокой спинкой и рассматривал что-то в кубке, будто нашёл там диво дивное. Сэхунн не поручился бы головой, но поблазнилось ему, что воевода Кай прятал улыбку в уголках рта. После воевода твёрдо отставил кубок, поднялся и прихватил накидку волчьего меха.

— Сорока, ты ещё не стал воином. Рано тебе с воинами в мудрости состязаться. Вот станешь, тогда и попробуешь. Гинтас. — И воевода Кай ушёл с Гинтасом на хвосте, ступая легко и бесшумно, и словно теряясь в тенях.

Сэхунн сидел ни жив ни мёртв, прижимая к себе дивный меч. Взгляды со всех сторон казались сущей безделицей рядом с тем вниманием, что перепало ему от воеводы Кая. Вот уж кому связных слов Сэхунн и с ножом у горла выдать бы не смог. Стыд признаться, но у Сэхунна колени под столом тряслись.

Сэхунн насилу пережил путь до отведённой ему клети, но только меч и успел положить на лавку, как шкуру у входа откинул Гинтас и жестом поманил Сэхунна за собой.

— Вода. — Гинтасу пришлось повторить несколько раз слово, чтобы Сэхунн опознал его и уразумел, что зовут то ли помыться, то ли на снекку. Время уж было позднее, потому снекка вряд ли, а вот помыться…