Улица милосердия

Но в ее желеобразном состоянии ощущение риска как-то притупилось. Она чувствовала себя гораздо спокойнее, чем в последние недели, месяцы, да или вообще когда-либо; она чувствовала себя в большей безопасности, чем каждое утро, собираясь на работу. Внушительные габариты Тимми придавали спокойствия и служили мощным сдерживающим фактором для любой угрозы в стиле «Времени и места». С Тимми под боком никто не пристанет к ней в темном переулке. С Тимми она будет в полной безопасности; разве что он сам не решит ее убить.

Вашингтон-стрит была пустынна, мигали желтые сигналы светофора. Переходя улицу, Клаудия обратила внимание на легкость у себя в кармане.

– Черт, я забыла у тебя телефон.

Она могла в точности представить, где его оставила, – на диване Тимми, там, где сидела.

– Потом заберешь. Он тебе не понадобится, – сказал Тимми.

Еще один риск-фактор: без телефона никто не сможет определить ее координаты. Строгий мужской голос, голос «Времени и места», прошептал эти слова прямо ей в ухо.

Они прошли несколько кварталов до чьего-то гаража. Внутри стояла «Барракуда», накрытая брезентовым чехлом, как огромный полотенцесушитель. Тимми свернул брезент и ключом открыл пассажирскую дверь.

– Мадам. – Он распахнул ее и весь засветился.

Она забралась в машину. От превосходного качества травы, от великолепия машины и полнейшей неправдоподобности момента они оба сияли, как идиоты.

– Она прекрасна, – сказала Клаудия.

Это было не самое подходящее слово, но и неподходящим оно не было. В приборную панель с текстурой дерева были установлены круглые датчики, которые отдавали чем-то морским. Индивидуальные сиденья, обшитые темно-зеленой кожей, были мягкими и прохладными на ощупь. Глянцевая кабина была настоящей капсулой времени, священным артефактом потерянного племени. Все его тайны зашиты в дизайне: коллективное бессознательное исчезнувших людей, их невысказанных, невыразимых верований.

Внутри все было вылизано до скрипа. Хромированная пепельница сияла, как зеркало. Клаудия осознала, что бормочет что-то о «Стрит Родз» и своей карьере уборщика машин у дяди Рики.

– Я всегда сам все делаю, – сказал Тимми. – Никому больше не могу это доверить. – Он скосил на нее взгляд. – Тебе, может. Потому что ты была профи. Тебе, может, и доверил бы.

Они некоторое время посидели молча, от их дыхания запотели стекла.

– Поверить не могу, что ты ее продаешь, – сказала она.

– Уже продал. Купили не глядя. Чувак завтра за ней приедет. – Тимми погладил руль с нескрываемой нежностью, словно кота. – Это последняя поездка.

– Но зачем? – Клаудию переполняла какая-то непостижимая тоска. – Я не понимаю.

– Деньги нужны. У меня есть обязательства. Это долгая история. Да и потом, – сказал он, – я купил другую машину.

Клаудия не могла постичь смысл его объяснения.

– Не может тут быть никакой «другой» машины, – сказала она с напором. – Что ты там мог купить?

Тимми широко ухмыльнулся.

– «Хонду Сивик».

Это была самая смешная вещь, которую кто-либо когда-либо говорил. Клаудия и Тимми хохотали до тех пор, пока угроза удушья не стала вполне реальной.

Тимми повернул ключ в замке зажигания. Когда двигатель ожил, у нее затрепетало в животе. Клаудия почувствовала, как через нее прошла вибрация, словно она танцевала у огромной колонки на концерте, а ее тело было датчиком, ловящим космические частоты.

Зафыркал обогрев.

– Куда? – спросил Тимми.

– Куда угодно, – ответила Клаудия.

Они покатили на восток, в приблизительном направлении автомагистрали. Дорчестер промелькнул мимо, как фильм, который никто из них не смотрел. Улицы были на удивление безлюдны. Клаудия вспомнила, что было три часа утра.

Они остановились у красного сигнала светофора, просто чтобы посмотреть, как он мигает.

Печка пахла, как газонокосилка: бензином и горящей пылью; пахла так, как пахнет причина развития мезотелиомы.

Они катили по пустынным улицам, светофоры мигали красным, словно отголоски Рождества. Тимми вел машину очень сосредоточенно, охваченный каким-то восторгом. Клаудия слегка развернулась на сиденье, чтобы понаблюдать за ним, за его большими, квадратными и на удивление моложавыми руками, руками мальчишки-переростка.

КОГДА ОНИ ЗАЕХАЛИ В ГАРАЖ, ШЕЛ ЛЕГКИЙ СНЕГ. Тимми осознанно, почти благоговейно поднял ручник, закрыл и запер дверь. Они немного постояли, глядя на машину.

На тротуаре перед домом Тимми они попрощались. Снег припорошил их плечи, волосы, ресницы. Этот снег был как запоздалая мысль, легкий и рассыпчатый. Ни к чему не обязывающий. Наутро от него не останется и следа.

– А твой телефон? – сказал Тимми.

Клаудия прошла за ним в квартиру. Батареи шипели. Голова шла кругом от косяка и абсолютного восхищения поездкой. Перегретый воздух жег ей щеки.

На том месте, где она оставила телефон, его не было. Его вообще нигде не было видно.

– Не волнуйся, найдем. У меня так постоянно. Господи Иисусе, да тут прям сауна. – Тимми стянул свой шерстяной свитер и бросил на кресло.

Он упал на колени и принялся шарить в углублениях дивана. Клаудия опустилась рядом с ним, чтобы помочь.