Улица Светлячков

Надвигались праздники, которые у любой матери семейства провоцировали самое настоящее раздвоение личности. Разрываясь между предвкушением чего-то прекрасного и немыслимым количеством работы, которое это предвкушение подразумевало, Кейт почти не давала себе времени расслабиться, насладиться моментом. Надо же печь – для школьных праздников, для благотворительной ярмарки танцевального кружка, для «Дома взаимопомощи», – да и покупки сами себя не сделают. Бейнбридж, конечно, чудесный остров, но когда дело доходит до поиска подарков, волей-неволей вспоминаешь, что это всего лишь жалкий клочок земли, со всех сторон окруженный водой. А значит, все большие магазины и торговые центры очень далеко. Порой она чувствовала себя альпинистом, который лезет без кислородного баллона в гору, и гора эта – «Нордстром». Когда у тебя трое детей, на то, чтобы купить подарки, уходит куча времени, а времени всегда не хватает.

Успев занять первое место в цепочке родительских автомобилей у школы, Кейт начала составлять список рождественских подарков. Едва она набросала несколько пунктов, прозвенел звонок и дети высыпали из распахнутых дверей.

Обычно Мара выходила в компании подруг. В средних классах девочки, как киты-косатки, живут и охотятся стаями. Но сегодня она была одна и шагала быстро, скрестив на груди руки.

Сразу ясно – что-то стряслось. Вопрос: насколько это серьезно? Маре двенадцать лет. А это значит, что гормоны играют вовсю и эмоции бурлят, точно зелье в ведьмином котелке. Что угодно может стать поводом для драмы.

– Привет, – опасливо произнесла Кейт, понимая, что стоит ей сказать одно неверное слово, и ссора обеспечена.

– Привет.

Мара забралась на пассажирское сиденье, потянулась за ремнем, щелкнула пряжкой.

– А мелкие где?

– На дне рождения у Эвана. Папа их заберет по пути домой.

– Ясно.

Кейт вырулила с парковки и влилась в поток машин на Спортсман-Клаб-роуд, который то двигался вперед, то замирал на месте. Всю дорогу она старалась втянуть дочь в разговор, но ни одна из ее попыток не увенчалась успехом. В лучшем случае Мара отвечала односложно, в худшем закатывала глаза или трагически вздыхала. Заехав в гараж, Кейт предприняла последнюю попытку:

– Я собираюсь печенья напечь мальчикам на День благодарения. Будешь помогать?

Мара впервые за всю поездку взглянула на нее:

– Того, что в форме тыкв? С оранжевой глазурью и зеленой посыпкой?

Всего на секунду она превратилась в маленькую девочку, которой была когда-то, – в широко распахнутых карих глазах блеснула надежда, на губах заиграла робкая улыбка. Их с Кейт соединила прочная сеть общих воспоминаний о десятках оставшихся в прошлом праздников.

– А какого же еще.

– Обожаю эти печеньки.

На это Кейт и рассчитывала.

– Помнишь, как-то миссис Норман принесла такое же печенье, а ты жутко разозлилась и заставила всех попробовать и те и другие, чтобы доказать, что наши вкуснее?

Мара наконец улыбнулась.

– Мистер Роббинс просто взбесился тогда. Заставил меня убираться, когда все ушли.

– А Эмили осталась тебе помогать.

Улыбка Мары потускнела.

– Ага.

– Так что, будешь со мной печь?

– Буду.

Кейт запретила себе реагировать слишком бурно. Ей хотелось улыбнуться до ушей, признаться, как она счастлива, но она лишь кивнула и вслед за дочерью вошла в дом и направилась на кухню. За последний год, выдавшийся весьма бурным, она успела кое-что понять про двенадцатилетних девочек. Пока они катаются на американских горках собственных эмоций, родителям нельзя терять самообладание ни на минуту.

Следующие три часа они трудились бок о бок на большой кухне, оформленной в деревенском стиле. Кейт напоминала дочери, как смешивать ингредиенты, показывала, как по старинке смазывать противень маслом. Они болтали о всякой ерунде, не касаясь важных тем. Кейт следила за обстановкой как заправский стратег и наконец интуитивно выбрала подходящий момент, чтобы перейти в наступление. Они только что покрыли глазурью последнюю порцию печенья и складывали грязные тарелки в раковину, когда она спросила:

– Хочешь, еще сделаем? Отнесем Эшли.

Мара замерла.

– Нет, – ответила она едва слышно.

– Но Эш ведь их обожает. Помнишь, как-то…

– Она меня ненавидит, – сказала Мара, и тут дамбу наконец прорвало. Глаза ее наполнились слезами.

– Вы поссорились?

– Не знаю.

– Как это не знаешь?

– Не знаю и все, ясно?

Разрыдавшись, Мара отвернулась.

Кейт бросилась к дочери, ухватила ее за рукав и крепко прижала к себе, шепча:

– Я с тобой, милая.

Мара стиснула ее в ответ.

– Не понимаю, что я сделала не так, – выговорила она, давясь слезами.

– Тихо, тихо, – бормотала Кейт, гладя дочь по волосам, как делала, когда она была совсем малышкой. Мара понемногу успокоилась, и Кейт отстранилась ровно настолько, чтобы заглянуть ей в глаза.

– Иногда в жизни…

С грохотом распахнулась входная дверь. В дом ворвались, вопя и сражаясь игрушечными динозаврами, близнецы. Джонни вбежал следом, пытаясь за ними угнаться. Уильям врезался в стол и перевернул стакан воды, который вообще-то не следовало там оставлять. Раздался звон бьющегося стекла.

– Ой. – Уильям опасливо уставился на Кейт.