Улица Светлячков

– Я тебе одно могу сказать: за все приходится платить. Женщины моего поколения не могли позволить себе и замужество, и карьеру вроде моей. Нет, замуж-то выйти можно, я вот вышла, аж три раза, но долго замужем не усидишь. О детях и думать нечего. Где новости – там и я. Вот и весь разговор. Неважно, что творится дома, хоть бы и свадьба единственного сына, я все равно соберу вещички и уеду. Так что я сама себе хозяйка. – Она взглянула на Талли. – И наслаждаюсь каждой секундой. Ну допустим, помру я в полном одиночестве где-нибудь в доме престарелых, – не насрать ли? Каждую секунду своей жизни я провела именно там, где хотела ее провести, и моя работа была нужна людям.

Талли слушала ее с благоговейным трепетом, будто принимала новую религию, в которую верила с самого рождения.

– Аминь.

– Так что ты знаешь про ЮАР?

Глава двадцатая

Первые двенадцать месяцев материнства Кейт чувствовала себя так, будто ее несет в открытый океан ледяным подводным течением и она вот-вот пойдет ко дну.

Она ведь с самого детства мечтала стать матерью, а став ей, тут же поняла, что совершенно к этому не готова. Не готова настолько, что признаться стыдно. Она и не признавалась – никому не рассказывала, что не справляется. А если кто-то спрашивал, улыбалась от уха до уха и говорила, что материнство – самое большое счастье на свете. Так оно, в общем, и было. Иногда.

А иногда не было.

По правде говоря, с ее сладкой, белокожей, темноволосой, кареглазой дочуркой было столько хлопот, что руки опускались. Мара начала болеть, едва они переступили порог дома. Разнообразные инфекции тянулись бесконечной цепью, как вагоны товарного поезда, едва удавалось вылечить одну, тут же одолевала другая. Ее мучили колики, от которых она порой плакала по нескольку часов не замолкая. Ночь за ночью Кейт проводила без сна в гостиной, качая на руках краснолицего орущего младенца и тихонько роняя слезы.

Маре через три дня исполнится годик, а она еще ни разу не проспала всю ночь напролет. Рекорд – четыре часа. Из чего следует, что за последний год и Кейт ни разу не проспала ночь напролет. Джонни вечно рвался встать к Маре, раньше доходило даже до того, что он вылезал из-под одеяла, но Кейт каждый раз его останавливала. Нет, она не строила из себя мученицу, хотя частенько именно так себя и чувствовала.

Все куда проще – у Джонни есть работа. А Кейт пожертвовала карьерой, чтобы посвятить себя материнству. Стало быть, ее работа – вставать к ребенку среди ночи. Поначалу она делала это даже охотно, потом старалась хотя бы притвориться, что хлопоты ей в радость. Но в последнее время Мара начинала орать уже в одиннадцать, и Кейт оставалось только молить Господа, чтобы послал ей сил.

Да и других проблем хватало. Выглядела она теперь просто жутко – спасибо бессонным ночам. Она пыталась краситься, честно мазалась увлажняющим кремом – мертвому припарка. Кожа у нее всегда была бледная, но теперь цветом лица она и вовсе напоминала Пьеро, только круги под глазами добавляли красок – приятная такая синюшно-коричневая палитра. Вес, набранный во время беременности, она почти сбросила – может, каких-то пять килограммов осталось, но когда в тебе метр шестьдесят роста, лишние пять кило добавляют два размера. Весь год она расхаживала исключительно в спортивных штанах.

Надо уже начать заниматься спортом. На прошлой неделе она откопала старую кассету с тренировками от Джейн Фонды, гимнастический купальник и гетры, осталось только вставить кассету в видеомагнитофон и нажать кнопку.

«Сегодня», – решила она, осторожно укладывая дочь в кроватку и укутывая ее дорогущим розово-белым одеяльцем из кашемира, которое им подарила Талли. Одеяльце было невероятно мягкое, и Мара без него не засыпала. Сколько ее ни отвлекай игрушками, сколько ни пытайся укрыть чем-нибудь еще – знай требует свой кашемир. – Пожалуйста, поспи хотя бы до семи, а? Мамочке очень нужно несколько часов сна.

Позевывая, Кейт вернулась в спальню и, забравшись под одеяло, обняла мужа.

Он поцеловал ее в губы – настойчиво, явно намекая на продолжение, и пробормотал:

– Ты такая красивая.

Кейт открыла глаза, уставилась на него мутным взглядом.

– Так, рассказывай, кто она? У тебя явно совесть нечиста – делать мне комплименты с утра пораньше.

– Бог с тобой. Твое настроение теперь так скачет, что у меня чувство, будто я женат на трех женщинах сразу. Четвертую уже не потяну.

– Но сексом заняться было бы приятно.

– Не могу не согласиться. Забавно, что ты об этом упомянула.

– Забавно – в смысле «смешно»? Или забавно в смысле «не помню, когда мы вообще в последний раз занимались любовью»?

– Забавно в смысле «кое-кому на этой неделе кое-что обломится».

– Да? И как ты собираешься это провернуть?

– Я уже договорился с твоей мамой. После дня рождения они заберут Мару к себе, а мы с тобой поедем в центр и там проведем вместе романтический вечер.

– Ага, только ни в одно свое платье я уже не влезу.