Улица Светлячков

Весточка от Джонни пришла через два дня после отъезда. С того самого момента, как он вышел за порог, Кейт жила точно в тумане, бродила кругами по дому, стараясь не отходить слишком далеко от телефона, совмещенного с факсом, который они поставили на кухне. Ее ежедневная рутина осталась прежней: все так же надо было менять Маре подгузники, читать ей перед сном, с тревогой наблюдать, как она переползает от одного шаткого предмета мебели к другому, но в голове теперь неотвязно крутилась мысль: «Джонни, пожалуйста, дай мне знать, что с тобой все в порядке». Он сказал, что звонить можно будет только в случае острой необходимости (на что она, кажется, ответила: а моя необходимость чем не острая?), но вот посылать факсы вполне реально.

Так что приходилось ждать.

Телефон зазвонил в четыре утра, и она, торопливо скинув с себя одеяло, кубарем скатилась с дивана, бросилась на кухню и нетерпеливо уставилась на медленно выползающий из машины листок.

Она расплакалась, не успев даже начать читать. Едва увидев его размашистый почерк, вдруг ощутила со всей отчетливостью, как страшно, мучительно по нему скучает.

Милая Кейти,

Тут, конечно, полный хаос. Все с ума посходили. Мы и сами толком не понимаем, что происходит, пока остается только ждать. Журналистов поселили в центре столицы, в отеле «Аль-Рашид», так что сможем освещать конфликт с обеих сторон. Репортажи об этой войне изменят мир. Завтра впервые выезжаем из города. Не волнуйся, буду очень осторожен.

Надо бежать. Поцелуй за меня М.

Люблю тебя,

Д

Потом факсы стали приходить примерно раз в неделю. Слишком, слишком редко.

К,

Вчера ночью начались бомбардировки. Или правильнее сказать сегодня утром? Мы всё видели из отеля – это было чудовищно, невыносимо и ошеломляюще. В Багдаде стояла такая прекрасная, звездная ночь, а падающие бомбы превратили город в настоящий ад. Рядом с отелем взорвалось офисное здание, жарило как из печки.

Я очень осторожен.

Люблю,

Д

К,

Бомбят уже семнадцать часов и не думают прекращать. Когда надумают, от города ничего не останется. Мне пора.

К,

Прости, что долго не писал. Мы вечно куда-то ездим, так что времени совсем нет. Но все хорошо. Я дико устал. Больше чем просто устал. Силы кончаются. Вчера в плен попала военнослужащая США, такое случилось впервые, и, надо признать, нас всех это здорово подкосило. Надеюсь, когда-нибудь смогу тебе рассказать, каково это – видеть своими глазами, что тут творится, но сейчас я об этом и думать не могу, иначе спать перестану. Говорят, иракские военные собираются взорвать нефтяные скважины в Кувейте, так что мы туда едем. Целую Мару, а тебя еще больше.

Кейт держала в руках последний факс от Джонни. Он пришел 21 февраля 1991 года, почти неделю назад.

Она сидела в гостиной, смотрела по телевизору новости о войне. Эти последние шесть недель были самыми длинными, самыми трудными в ее жизни. Она каждую секунду ждала, что Джонни позвонит, скажет: «Я возвращаюсь домой», что в новостях объявят – война закончилась. Но пока говорили лишь, что вот-вот начнется финальное наступление союзников. Наземная операция. Это ее пугало больше всего, потому что она знала Джонни. Знала, что он непременно окажется прямо на поле боя, среди танков, и будет вести оттуда прямой репортаж, на который у других не хватило смелости.

Постоянное ожидание ее изматывало. Она похудела на семь килограммов и не спала нормально с той самой ночи в отеле.

Кейт сложила листок с последним факсом пополам и отправила в стопку других таких же листков. Ежедневно она обещала себе, что хотя бы сегодня не будет перебирать их, перечитывать каждое слово, – и ежедневно нарушала это обещание.