Ultraгрин: Маленькие повести для мобильных телефонов

Я был поражен: человек уехал двадцать пять лет назад, и это его волнует! Я ответил, что, конечно, только деловые качества будут основой, «нет ни эллина, ни иудея»… Так теперь будет по заповедям и по совести.

Старик ушел к своим, он плакал – не из-за должности, которую ему не занять, – он оплакивал молодость, вспоминая время, когда ему было хорошо. А сейчас плохо, и Америка тут ни при чем.

Вадик качал головой в такт моему рассказу.

– Я его понимаю, – сказал он после паузы. – Я не плачу по той жизни, ее нет, я почему-то вспомнил лагерь от фабрики, где работали наши родители. Помнишь девочек – Куликову, Леонову? Как они нам нравились! Что теперь с ними?

– Могу доложить. Леонова без зубов стоит, пьяная, на проходной нашей фабрики, Куликова умерла, замерзла на улице, никто не подошел, не поднял, думали – пьяная.

– А ребята? – нервно спросил Вадик.

– Шиловых нет, Гороховых нет, жив только Жуков, он в тюрьме в большом авторитете. Миша в Швеции, лечит музыкой и стихами японцев и других не менее доверчивых туристов.

– Я не сомневался, что он этим кончит. Играть на скрипке трудно и неприбыльно, а юзать мозги людям – дело чистое и доходное, – отозвался Вадик.

– А ты вроде его до сих пор не любишь, – заметил я.

– Да, не люблю всяких популяризаторов, интерпретаторов и читателей сверхсмысла там, где ничего нет. Ты читай или слушай, не разгадывай для зрителя шарады.

Толмачи и трактователи! Гром и молния на ваши головы! «Автор хотел сказать…» Он уже все сказал, нарисовал и сыграл, отойдите в сторону, не мешайте контакту без посредников! – Такой тирадой закончил Вадик воспоминание о Мише и с улыбкой спросил: – А помнишь, мальчик у нас был, Саша Звонкин, математик, полный гений?

– Он и сейчас такой же полный, живет в Тулузе, профессор математики. От безделья на работе написал книжку, как учить детей математике. Теперь ездит по миру и читает лекции. Книжка стала бестселлером на много лет, я его не видел с тех пор, прочитал о нем в Сети.

– Все разбрелись по свету… – проговорил Вадик. – Почему у вас никого не ценят? Почему так бездарно расходуют человеческий ресурс? Неужели люди дешевле нефти? Убей меня, не понимаю! Вот Америку у вас ненавидят, а Иран почему-то любят. Так вот, Америка собирает по миру способных и лучших, не глядя, кто из них косой, желтый или красный, – все нужны, кто может помочь стране. А у вас почему такая бесхозяйственность с кадрами? Ведь всегда говорили: «Кадры решают все».

– Молодец! Не забыл! – похвалил я Вадика.

Я не знал, что ответить, мы часто обсуждали это с товарищами, но так и не нашли ответа – наверное, масштабы у нас такие, что отдельного человека не разглядишь.

Мы же всегда в полете! Попробуй при такой скорости увидеть в каждом человеке его талант – тут на машине едешь, и то за окном искажение действительности. Чуть зазевался в мечтах о человечестве – и гражданин у тебя под колесом. А он, может, изобретатель нового топлива или нанотехнологии.

Наука далеко ушла, на такой невидимый, атомный, уровень. Поди рассмотри этих гениев без микроскопа. Если всем верить, что они гении, никакого бюджета не хватит на их фокусы и бредни. Народ надо кормить, а не гениев пестовать – так, я думаю, рассуждают отцы народа нашего.

Вадик ни хера не понял про нас, про наш особый путь, который уже брезжит в конце туннеля.

Услышав про туннель, он очень возбудился:

– Ну сколько можно про туннель! Может, пора наверх вылезти, по росе пойти через горы и долины? Что вы там роете, что ищете? Новые ископаемые? Да на земле вашей богатство на поверхности. Люди – ваше богатство, а не мифическая Атлантида в советском исполнении!

– Хватит, – остановил я его. – Не наше это собачье дело, кому за Россию постоять. Без вас обошлись и без других обойдемся, вы нам не указ, пиндосы сраные.

(Вадик знал, как их зовут в России, и засмеялся.)

Мы оба замолчали. Московский вечер с редким в ту пору теплом завораживал, по улице шли люди, молодые и старые, с деньгами и без. Их лица не были напряженными.

Если их спросить о пути, который мы так жарко обсуждали, они не поймут.

У каждого из них путь свой, прямой или не очень, но свой, и они идут по нему, идут домой, где их ждут близкие, и надо обязательно дойти и увидеть тех, ради кого стоит жить, и наутро встать и опять отправляться по своей дороге. Ведь навигатор нашего пути внутри нас, и его не сбить беспилотными кораблями под управлением тех, кто считает себя лоцманами. (Лоцман, Боцман, Кацман – была такая шутка много лет назад…)

ТЕТЯ СИМА, ИЛИ КАК УТОНУЛ ГРИША

Гриша утонул в десятом классе в холодное сентябрьское утро 64‑го года.

Тогда еще не было никаких ритуальных залов, и все покойники лежали дома, оттуда их везли на кладбище.

Сначала в подъезд привезли гроб. Он стоял на лестничной площадке, пугая меня запахом сырых досок и белым днищем пустого ящика. В нем через день вынесли Гришу в последний путь.