Ум в равновесии. Медитация в науке, буддизме и христианстве

Сначала ты найдешь там мрак и непроглядную толщу. Позже, подвизаясь и практикуя это занятие днем и ночью, ты отыщешь, словно бы чудом, непрестанную радость. Ибо как только разум находит место сердечное, он сразу узревает то, чего прежде совсем не знал. Он видит в сердце открытое пространство и созерцает себя светоносным и полным различения. Отныне, с какой бы стороны ни появился отвлекающий помысел, разум немедленно изгоняет и истребляет этот помысел, призывая Иисуса Христа… Прочему ты научишься, с Божьей помощью, ограждая ум и держа Иисуса в сердце. Ведь, как сказано, «сиди в келье своей, и это всему тебя научит»[112].

Никифор Уединенник жил во второй половине XIII века и пребывал в тихих местах на святой горе Афон. В своем трактате «О трезвенности и хранении сердца» он подчеркивал значимость обращения вовнутрь, при котором мы позволяем своему ведению погрузиться в глубины сердца, чтобы отыскать сокрытые сокровища внутреннего царства. Святой Григорий Палама (1296–1359 гг.), который провел в монашеском уединении на святой горе двадцать лет, также призывал тех, кто ищет «жизни, проводимой во внимании к себе и неподвижности, вернуть разум вовнутрь и заключить его в тело — в частности, в сокровенное тело внутри тела, которое мы называем сердцем»[113]. При этом он ясно давал понять, что слова о ведении, которое опускается в сердце, не следует понимать буквально, ведь наши умственные способности, как он писал, не расположены — с точки зрения местоположения — в физическом сердце «как в сосуде»[114].

Хотя христианские созерцательные изыскания относительно природы ведения по мере перехода к современности все больше и больше угасали, они не исчезли целиком. Еще в XIX веке русский православный монах Феофан Затворник (1815–1894 гг.) упомянул эту практику, когда написал: «Образы держат внимание вовне, как бы они священны ни были, а во время молитвы вниманию надо быть внутри, в сердце: сосредоточение внимания в сердце есть исходный пункт должной молитвы»[115]. А современный американский исследователь созерцания Мартин Лэрд ясно описывает этот метод следующим образом:

Перенесите свое осознавание с отвлечений на само ведение, на осознающесть. Нет ничего, кроме самой этой светоносной обширности, этой бездонной глубины. Что взирает в эту светозарную обширность? Сама светозарная обширность. Это не отдельное «я», которое боится, сердится или завидует. Очевидным образом, страх, гнев и зависть могут присутствовать — но мы не найдем никого, кто бы боялся, сердился или завидовал: только светоносную, бездонную глубину, которая вглядывается в светоносную, бездонную глубину[116].

Благодаря этой практике христианские созерцатели, как описывается, веками достигали исключительных состояний внутреннего знания и подлинного благополучия — своего рода «даруемой истиной радости», — которые возникают, когда сердце очищается и успокаивается в своих сокровенных глубинах.

Прозрения относительно сознания в XX веке

С начала XVII века, пока ученые ограничивали сферу своих изысканий миром внешним, внутренний мир человеческих души и сознания был предоставлен богословам и философам. Несмотря на свои многочисленные хитроумные теории, они не смогли достичь консенсуса даже по самым элементарным вопросам, и к концу XIX века это неизведанное измерение природного мира начали исследовать ученые. Уильям Джеймс был пленен этой темой, поскольку ее можно было рассматривать с научной, философской и духовной точки зрения. Он отверг представление о том, что все физические и умственные явления проистекают из некоей первичной субстанции под названием «материя». В его представлениях первичная субстанция Вселенной — чистый опыт, который он описывал как «неприкрашенную, необусловленную действительность или существование, просто то» — до разделения на субъект и объект[117].