Ум в равновесии. Медитация в науке, буддизме и христианстве

Джеймс отмечал, что психология в его время мало чем превосходила физику до Галилея, и, несмотря на многочисленные открытия когнитивных наук в XX веке, его оценка применительно к научному исследованию сознания все еще верна[118]. Он добавлял: определенная тема остается философской проблемой только до тех пор, пока ее не удастся понять с помощью научных средств — с этого момента она покидает руки философов[119]. Тот факт, что философы продолжают зарабатывать на жизнь, сочиняя одну книгу за другой и утверждая, что они объясняют в них сознание, — свидетельство в пользу того, что подлинной наукой о сознании Запад пока не обладает. Ученые и философы продолжают строить домыслы относительно подлинной природы ума в противоположность тому, каким он предстает перед интроспекцией. При этом они используют исключительно логические средства и не опираются на какие-либо убедительные эмпирические данные. Эйнштейн отмечал: «Предположения, к которым мы приходим исключительно с помощью средств логики, будут совершенно пусты в том, что касается реальности. Благодаря тому, что Галилей это понимал, — и в особенности благодаря тому, что он смог вдолбить это понимание в голову научного мира, — он является отцом современной физики, а на самом деле и современной науки в целом»[120].

Философия (буквально «любовь к мудрости») с методологической точки зрения обращена к преодолению субъективной предубежденности и достижению теоретического знания, которое и должно быть центральным элементом мудрости. Именно в этом с исторической точки зрения и состояло назначение этой дисциплины. При этом современные философы почти ни в чем друг с другом не согласны; они не создали систему познаний, основанную на консенсусе. Это может означать, что их воззрения сильно подвержены субъективным предубеждениям, мешающим развитию мудрости. Основная причина этой неудачи состоит в том, что философы слишком увлеклись своей узкой специализацией и отступили от философии практической. Хотя многие из их рассуждений и могут быть хитроумными, в большинстве своем они не приносят почти никакой пользы ни в науке, ни на уровне повседневной жизни.

Большинство бихевиористов, аналитических философов и нейроученых XX века в своем подходе к изучению ума были объединены двумя характерными чертами: они предполагали, что сознание есть физическая функция тела, и не создали никаких средств для скрупулезного наблюдения за самим сознанием. В этом они подобны философам-схоластам во времена Галилея — те отказывались усомниться в допущениях аристотелевской метафизики и не создали никаких серьезных средств для наблюдения за звездами или планетами. Как отмечает философ Дэниел Деннет, интроспекция и само сознание — это свойства ума, которые сложнее всего интегрировать в механистическую картину науки[121]. С поразительной откровенностью он добавляет: «В вопросах сознания… мы всё еще в ужасной каше. Сознание на сегодняшний остается единственной темой, которая даже самых искушенных мыслителей лишает дара речи и сбивает с толку»[122].

Некоторые философы утверждают, что нейроученые и бихевиористы наблюдают за умственными событиями косвенно — для этого они напрямую наблюдают за функциями мозга и поведением, которые с умом связаны. Если бы эта мысль была верна, на основе своих физических наблюдений эти ученые должны были бы обрести способность определять, каковы ментальные события, за которыми они косвенно наблюдают, — причем определять это без опоры на описания субъективных переживаний от лица самих исследуемых. Однако ни на что подобное они не способны. Без подобных описаний, основанных на непосредственном умственном опыте, ученые даже не знали бы, что умственные события вообще происходят, и тем более каковы они или чему они посвящены. Этот факт опровергает широко распространенное и почти не подвергаемое сомнениям представление о том, что ментальные события представляют собой лишь производные свойства конфигураций нейронов — подобно тому как широкий спектр физических свойств проявляется из других, более базовых физических процессов.