Umbra (СИ)

Парень взял меня за руку и протащил сквозь толпу. Рука у него была худенькая, бледная, сквозь нежную кожу, не видавшую тяжелой работы, просвечивались сосуды. По сравнению с ней рука Ангудь была большой, чуть ли не черной и ужасно грубой.

Девушка и юноша зашли в какую-то башню, у двери которой стояли зевающие боевые маги, две рослые и широкоплечие девушки, глядящие исподлобья. Увидев входящих, они почему-то почтительно расступились. Ангуль и её собутыльник без проблем прошли внутрь. Там было темно, даже свечей не было, и приходилось пробираться на ощупь.

— Что это за место? — спросила Ангуль, чихнув. Тут было пыльно, очень пыльно.

— А, тут пытали.

— Пытали?!

— Ну да. Цепи, знаешь ли, прижигания, крысы, кипяток… — юноша усмехнулся, будто счел это забавным. Но потом он сделался серьёзным, — Знаешь, сколько тайн хранят эти потемки? Сколько вероломств лицезрели эти стены?

— Судя по всему, больше, чем крыс и клопов, — мрачная атмосфера выветрила из Ангуль все остатки выпивки, — Мрачное место, скажу я тебе. Как чернокнижник скажу. Очень много смерти тут.

— О да, эта безумная девка просто обожает это место, — невесело сказал собеседник, — Сейчас это место давно пустует. Как напоминание о том, на что способен человек, если слишком увлечётся.

Они вышли на неширокую площадку. Отсюда действительно простирался хороший вид. Заходящее солнце, тонувшее в море домов. Купола, остроконечные крыши, тянущиеся к небесам. Лучи, отражающиеся на отполированные белых камнях стен и мостовых. Ларьки и дым костров. Облака, отражающиеся в ряби воды. Величественное зрелище.

— А теперь испей по-настоящему хорошее пойло, — он протянул Ангуль маленькую бутыль с разноцветной жидкостью, ежесекундно меняющей цвет, — Это бодягу пили ещё мои предки до Безумного короля. Традиционный напиток моей страны. И щепоточка традиционной магии.

Жидкость пахла морем, лесом и пылью. А на вкус была как ягодный сироп. А когда распробуешь — как виноградный сок. После неё остаётся приятное, долгое, тягучее послевкусие. Перед глазами заплясали искорки. Ангуль зашатало.

— Ты там не слишком увлекайся, — засмеялся спутник, — С неё башню срывает уже с третьего глотка. А с четвертого копыта отбрасываешь. Знаешь, как называется?

— Как?

— Слеза радуги. А как бы ты её назвала?

— Ягодно-виноградная штука.

— Тоже неплохо, — юноша пригубил напиток, — Ну что же, взглянем ещё раз на этот чудной мир?

— И на этих чудных людей… Знаешь, эти хтонические создания говорят про нашу ничтожность и уязвимость… Ибо мы — материя, скованная своими желаниями и стоящая на перепутье. А я верю в силу и величие человеческого духа.

— Человеколюбие тебя погубит, милочка, — юноша снова глотнул напиток, — Мой отец тоже любил людей… И это было его главной слабостью. Мне ещё долго разгребать то, что он натворил.

— Но ты посмотри! — продолжала Ангуль, не обращая внимания на слова юноши, — Смотри на эти счастливые и безмятежные лица! Что за тайны они скрывают? Что за секреты таят? Такие разные, такие пестрые… И их так много, они словно светятся неведомым пламенем. Ведь мы, люди, полны противоречий, мы — ходячее недоразумение, создания момента. Мы — мотыльки, летящие на свет пламени. Мы летим к солнцу на тающих крыльях. И мы — олень, завороженно смотрящий в глаза охотнику, что собирается его убить. Не добрые, не злые. Люди, что способны на подвиги и злодеяния. Лжецы, меняющие маски. Преподносящие свою душу. Как я люблю людей!

— М-да, вдало же тебе в голову, — покачал головой юноша, — Ничего, быстро отпустит.

Для Мелиоры это была не первая поездка в Керьон. Она уже была здесь, и это был первый её чужеземный город. Точнее, второй, ведь она, хоть и прожила почти всю сознательную жизнь на юге, была северянкой. Север… Разве не глупо скучать по землям, которые не помнишь? Разве не глупо слышать во снах голоса тех, чьи имена и лица давно позабыты? Разве не глупо с тоской смотреть на небо в поисках сияния? Это глупо. И нелогично.

Но сейчас это не имело значения. Эль ударил ей в голову. Она сжимала в руках холодную бутыль и глядела на северян, величавых и светловолосых. Ей было непривычно смотреть на тех, кто так был на неё похож. Один из них оглянулся, почувствовав на себе её взгляд, и улыбнулся. Красивый юноша, с глазами цвета серебра, с белыми, словно покрытыми инеем ресницами и бледными веснушками. Несмотря на жару, он был одет в серые меха.

— Землячка, — сказал он, подходя к ней и протягивая кружку с пивом. — Но одета, как чужак.

Он говорил с заметным акцентом, звук «а» произнося как «о», и пахло от него молоком и пивом.

— Я содержалась в одном из южных городов в качестве раба. Уж не знаю, продали меня или насильно взяли.

— Может, и насильно взяли. Какие-нибудь разбойники с южных прерий.

Мелиора пригубила пиво. Оно казалось ей каким-то непривычно-горьким, даже грубым по сравнению с южной выпивкой. Но это было питьё её народа. Её земель. Она закрыла глаза, ожидая, когда сойдёт пена, и задала вопрос, интересовавший её вот уже давно:

— Как же всё-таки закончилась сказка про кузнеца, выковавшего звезду для принцессы?