Князь мало видлся со своей дловитой супругой. Анастасія Романовна достала ему почетную, безденежную, но дающую чины и ордена, должность, назначила ему превосходное жалованье, не отказывалась платить его долги, когда онъ нсколько выходилъ изъ рамокъ опредленнаго бюджета. Въ первое время посл свадьбы, мужъ почти нравился Анастасіи Романовн: такъ ловко вошелъ онъ въ границы ея требованій и, будучи фиктивнымъ супругомъ, съ замчательнымъ умньемъ сохранялъ, однако свое достоинство и служилъ весьма красивой декораціей для дома. Ему было запрещено ревновать и интересоваться длами княгини — онъ смотрлъ сквозь пальцы на вс ея увлеченія и даже ни разу не заглянулъ въ ея контору. Въ обществ онъ держалъ себя такъ тактично, что многіе стали было сомнваться: ужъ точно-ли правда, будто князь только Менелай, «мужъ своей жены»? не настоящій-ли онъ ея глава и повелитель? Словомъ, князь сумлъ и жен угодить, и соблюсти свою амбицію. Но вдругъ его, какъ говорится, прорвало.
Къ концу второго года брака у Анастасіи Романовны родился сынъ. Незадолго передъ тмъ князь имлъ крупный разговоръ съ женой: онъ проигралъ въ клуб довольно солидный кушъ, и Анастасія Романовна отказалась заплатить этотъ долгъ, предоставивъ Ипполиту Яковлевичу покрывать его изъ собственнаго кармана своимъ жалованьемъ. Князь страшно обидлся, и его неудовольствіе совершенно неожиданно выразилось въ форм крайне рзкой и совсмъ ужъ неумной и непристойной. Кто-то въ клуб поздравилъ его съ рожденіемъ наслдника.
— Благодарю васъ, — отвтилъ князь, — но, право, когда этого ребенка называютъ моей фамиліей, мн всякій разъ кажется, что вотъ-вотъ кто-нибудь обвинитъ меня въ плагіат…
Сказалъ и спохватился, но поздно. Острота на другой же день дошла до княгини, а спустя недлю князь Ипполитъ Яковлевичъ уже сидлъ въ вагон варшавско-внской желзной дороги, уволенный женою, — какъ онъ выражался, — «по третьему пункту», со строгимъ — подъ страхомъ лишенія жалованья — наказомъ никогда не попадаться на глаза Анастасіи Романовн.
III
…«О, повтори мн: тебя люблю!»…
Отчаянно выкрикнутая высокая нота тенора оторвала Латвину отъ разговора съ Замойскимъ. Княгиня взглянула на сцену, встртилась глазами съ Раулемъ, усмхнулась и пожала плечами.
— Этотъ-то… все еще предполагается! — брезгливо сказала она.
Замойскій тоже засмялся.
— Что же вы хотите, княгиня? — возразилъ онъ, — этотъ Львовъ — «предметъ» чуть-ли не всхъ здшнихъ дамъ и двицъ. Одна психопатка даже отравилась изъ-за любви къ нему…
— То-то онъ смотритъ такимъ именинникомъ! Любимчикъ, значитъ? Эка ломается… и рожа противная; съ бонбоньерки сорвался. Вы, Владиславъ Антоновичъ, все-таки распорядитесь поднести ему что-нибудь завтра: пусть не думаетъ, что даромъ кривлялся цлый вечеръ и тратилъ свой огонь понапрасну…
— А вы даже и не слушали его! едва удостоили взглянуть на сцену! — продолжалъ смяться Замойскій.
— Не люблю я этихъ господъ! — почти съ досадой сказала Анастасія Романовна. — Сцена — гадкій міръ! Все на ней показное, продажное — и мысли, и слова, и чувства, и поступки. И знаете-ли? — какъ ни скверно думаютъ у насъ объ актрисахъ, но между ними я еще встрчала женщинъ съ хорошей душой; актера — не знаю ни одного!
— Ну, это ужъ слишкомъ…
— Право!.. Вы сами подумайте: можетъ-ли сохраниться въ мужчин порядочность, разъ онъ обрекаетъ себя на вчный показъ? Его лицо, фигура, голосъ, поза, каждый жесть принадлежать публик. У него голова только надъ тмъ и работаетъ, чтобы показаться зрительному залу мужчиной пріятнымъ во всхъ отношеніяхъ. Намъ, женщинамъ, простительно интересничать: ты — съ рожденія показной товаръ! Многимъ ли нужно отъ насъ что-либо кром красиваго личика и тла? Но мужчину постоянная публичная выставка опошляетъ до отвращенія. Прежде я еще уважала боле или мене кое-кого изъ актерской братіи, но какъ-то разъ зашла въ Москв за оперныя кулисы, и первой моей встрчей былъ N., несомннно самый умный человкъ, какого мн приходилось видть на сцен. И что же? Онъ — пожилой мужчина, почти старикъ, отецъ семейства — дрожалъ отъ бшенства и съ пною у рта кричалъ на портного за то, что бднякъ мало вырзалъ воротъ въ костюм Донъ-Жуана: декольтэ ему, видите-ли, полагается по штату… Это-ли еще не верхъ пошлости?! Съ тхъ поръ кончено, — не выношу! И чмъ знамените актеръ, тмъ онъ для меня хуже…
— А, между тмъ, вы, княгиня, почти всегда въ ихъ обществ…
— Искусство люблю. Да и нищихъ между ними не мало: жаль!..
— Вы знаете… не такъ давно говорили даже…
Замойскій запнулся. Анастасія Романовна внимательно посмотрла ему въ лицо.
— Что жъ вы остановились? Сплетню, что-ли, какую-нибудь слышали? Говорите! я разршаю!
— Прошелъ у насъ такой слухъ, будто бы вы, Анастасія Романовна, разводитесь съ княземъ и выходите замужъ за какого-то не то актера, не то художника…
Княгиня поблднла. Лицо ея приняло тупое и злое выраженіе, между бровями легла складка, глаза засвтились стальнымъ отливомъ.
— А! такъ про это и здсь разговаривали! — медленно сказала она.
— Да. Вы извините меня, ваше сіятельство…