Unknown

Майк разразился настоящей руганью. Он клял всех: Альберта, полицию, чёртовых вопрошал, сующих носы не в свои дела и чёртовых всезнаек, думающих, что им всё на свете известно только потому что они австралийцы…

- Твоя взяла, - сказал Альберт, подходя к лошадям. – Я оставлю еду что осталась и котелок. В мешке должно быть немного корма для лошади.

- Прости, что я всё это сказал, - неловко выдавил Майк.

- А, всё в порядке… захотел и сказал… Ладно, я поехал, бывай. Только не забудь потушить огонь, когда соберешься отчаливать. Не хочу провести все выходные туша пожар у Висячей скалы.

Лансеру не стоялось на месте и Альберт пустил его лёгким галопом в сторону горы. Он отлично знал дорогу, и свернув за двумя эвкалиптами, быстро исчез из виду.

От леса по гладкой золотой равнине ползли длинные тени. За тонким забором разрозненно паслось несколько овец. Неподвижные серебряные лопасти ветряной мельницы ловили последние лучи солнца. Темнота, хранящаяся весь день в зловонных ямах и пещерах Скалы просочилась в сумерки и наступила ночь.

Бесспорно, Альберт был прав. Майк прекрасно понимал, что ничего не сможет сделать пока не рассветёт. И в каком часу в этом странном месте светает? Он раздобыл немного сухой коры, оживил затухающий костёр и в его мерцающем свете неохотно съел немного мяса и хлеба. Скала за его спиной незримо приникла к безоблачному небу. Неподалёку белым пятнышком мелькал пьющий из ручья арабский пони. Из листьев папоротника вышло довольно удобное ложе, хотя, когда он лёг от ночной прохлады его зазнобило. Он снял пиджак и укрылся им сверху: лежал на спине и смотрел в небо. Всего раз в жизни он спал без крыши над головой – на Французской Ривьере с приятелями по Кембриджу, когда они на обратном пути заблудились где-то на каннских холмах. Там были звёзды, виноградники и огни вдалеке, а ещё коврики, фрукты и вино, оставшиеся от дневной экскурсии. Вспоминая то что раньше казалось ему захватывающим приключением, он думал, как смехотворно молод он был в свои восемнадцать.

Вскоре он погрузился в неглубокий сон, в котором цоканье копыт лошади о камни мнилось ему утренним стуком ставень горничной в его комнате в Хаддингем-Холле. Всё ещё в полусне, он надеялся, что Энни не станет их открывать, как вдруг проснулся в чёрной, наглухо зашторенной австралийской ночи. Он потянулся за спичками и на миг взглянул на циферблат часов, лежавших перед ним на земле. Было только десять часов. Спать больше не хотелось, всё тело болело. Он подбросил веток в огонь и лежал, глядя на вспыхивающие искрами сухие листья и их отражение в воде.

Когда проблеснули первые дневные лучи, он уже кипятил воду для чая. Запив им кусочек сухого хлеба, который до этого пытались оттащить в свою нору муравьи, он дал арабскому пони последних отрубей и собрался в дорогу. Много дней спустя, когда Бамфер снова и снова обстреливал его вопросами, он осознал, что не имел никакого плана действий, переходя ручей и идя к Скале. Лишь необъяснимое желание вернуться к тому кусту с бумажными отметками и начать поиски оттуда.

Стояло ещё одно прекрасное утро – теплое и безветренное, как и вчера. После долгой беспокойной ночи, борьба с высоким папоротником стала для его озябшего тела приятной переменой. Невысокий лавр легко найшелся по клочкам бумаги, теперь размякшим от росы. Сквозь деревья впереди пронёсся попугай, где по-утреннему радостно во весь голос стрекотали сороки. Грозные гребни Висячей скалы ещё скрывала листва и кружевная зелень папоротников. Рядом с тем местом, где он приостановился вытащить ногу из явно бездонной расщелины, меж папоротников по какой-то невидимой природной тропе, зигзагами проскакал маленький валлаби. Есть вещи, о которых животным известно больше чем людям – кокер-спаниель Майка, к примеру, за милю чувствовал котов и других неприятелей. А что видел этот валлаби? О чём знает он? Возможно он пытался ему что-то сказать, глядя на него с верхнего уступа скалы. Его мягкий взгляд не казался испуганным. Было довольно легко взобраться на этот уступ, но не уследить за маленьким прыгающий зверьком, который быстро скрылся в кустарнике.

Уступ, на котором он оказался, примыкал к природной площадке из полосатой скалы, окруженной камнями, валунами и кустами вьющегося папоротника, и которую затеняли разбросанные тут и там эвкалипты. Здесь он вынужден был отдохнуть и хотя бы на миг дать покой свинцовым ногам. Голова же его напротив походила на воздушный шар, привязанный где-то над ломящими от усталости плечами. Вдоволь наупражнявшееся тело, привыкшее к сытному британскому завтраку из яиц, бекона, овсянки и кофе громко сетовало, хотя его владелец не испытывал голода, - только нестерпимую тоску по галлонам ледяной воды. Нависающая скала давала немного тени. От усталости он положил голову на камень и мгновенно провалился в неясный отрывистый сон. Он проснулся от резкой боли возле глаза. Струйка крови сочилась на подушку. Под его горящей головой она казалась твёрдой и жесткой как камень. Остальная часть тела была ледяной. Дрожа, он потянулся за покрывалом.