Unknown

Когда индейцы остановились, чтобы помочиться и попить, они помогли Уильяму подняться на ноги – такое облегчение, даже несмотря на то, что его шатало. Мюррей, взглянув на искусанную мошкой и обожженную солнцем физиономию Вилли, полез в висевшую у него на ремне кожаную сумку и вытащил измятую жестянку с весьма зловонной мазью, которой он очень щедро намазал Уильяма.

– Осталось миль пять-шесть, не больше, – уверил он, хотя Вилли ни о чем не спрашивал.

– О, отлично, - отозвался он со всей энергией, на которую был способен. – В конце концов, это – не ад, а всего лишь чистилище. Подумаешь, еще какая-то тысяча лет!

Мюррей рассмеялся, а Росомаха смотрел на него озадаченно.

– Ты справишься, – Мюррей хлопнул его по плечу. - Не хочешь немного пройтись?

– Боже, да.

Голова кружилась, ноги отказывались идти прямо, а колени, казалось, сгибались в непривычных направлениях, но это было лучше, чем еще один час общения с мухами, облепившими тусклые глаза и вялый язык пумы. Опираясь на крепкую палку, вырезанную из дубового деревца, Уильям упрямо тащился за лошадью, то дрожа от липкого озноба, то обливаясь потом. Но он решил оставаться в вертикальном положении до тех пор, пока (и если) не упадет.

Мазь и правда отгоняла насекомых – все индейцы также были ею намазаны. И когда Уильям не боролся с ознобом, то впадал в некое подобие транса, беспокоясь только о том, чтобы ставить одну ногу перед другой.

И Мюррей, и индейцы некоторое время на него посматривали, но затем, удовлетворенные тем, что тот сохранял вертикальное положение, вернулись к своим разговорам. Вилли не особенно понимал, что эти двое говорили по-могавски, но Росомаха, похоже, подробно расспрашивал Мюррея о том, что такое чистилище.

Мюррею довольно трудно было объяснять концепцию, очевидно, из-за того, что у могавков отсутствует понятие греха или представление о Боге, которого беспокоят человеческие пороки.

– Хорошо, что ты стал каньен`кехака, - наконец сказал Росомаха, качая головой. - Дух не удовлетворен тем, что злой человек умер, но хочет мучить его еще и после смерти? И христиане называют жестокими нас!

– Ну, да, – ответил Мюррей, – но подумай. Скажем, человек – трус, и умер не слишком достойно. Чистилище дает ему шанс доказать свою храбрость, в конце концов, нет? И когда он проявит себя настоящим мужчиной, тогда перед ним откроется мост, и он беспрепятственно сможет пройти по нему над облаками, в которых живут жуткие существа, прямо в рай.

– Хм-м, – произнес Росомаха, хотя, похоже, он все еще сомневался. – Полагаю, если человек сможет вынести сотню лет пыток в чистилище... Но как он это сделает, если нет тела?

– Ты думаешь, что человеку необходимо тело, чтобы испытывать муки? - спросил Мюррей с явной иронией, и Росомаха оставил тему, хмыкнув то ли от удовольствия, то ли в знак согласия.

Некоторое время они все шли молча, прислушиваясь к птичьему щебету и громкому жужжанию насекомых. Прилагая усилия, чтобы оставаться в вертикальном положении, Уильям, чтобы не сбиться с тропы, в качестве маяка сфокусировал свое внимание на затылке Мюррея и потому заметил, когда шотландец, ведя лошадь под уздцы, замедлил шаг.

Сначала он подумал, что это из-за него, и собирался протестовать, что может идти дальше – ну, по крайней мере, еще некоторое время. Но потом увидел, что Мюррей бросил быстрый взгляд на одного могавка шедшего впереди, и, повернувшись к Росомахе, что-то спросил – слишком тихо для того, чтобы Уильям мог расслышать слова.

Росомаха ссутулился, словно не хотел отвечать, но затем, смирившись, расслабился.

– О, понимаю, - сказал он. – Она и есть твое чистилище, да?

С вымученной веселостью Мюррей спросил:

– Это имеет значение? Я просто поинтересовался, все ли у нее хорошо.

Росомаха вздохнул, пожимая одним плечом.

– Да, хорошо. У нее есть сын. И дочка тоже, кажется. Ее муж...

– Да? - голос Мюррея как будто затвердел.

– Ты знаешь Таенданегеа?

– Знаю, – теперь в голосе Мюррея звучало любопытство. Находящийся в легком тумане Уильям и сам слегка заинтересовался: ему хотелось спросить, кто такой этот Таенданегеа, и какое отношение он имеет к женщине, которая когда-то была… возлюбленной Мюррея? О, нет.

«Я больше не женат». Значит, его женой. Уильям почувствовал слабый укол сочувствия и подумал о Марджери. В последние четыре года он вспоминал о ней только случайно, если вообще вспоминал, но внезапно ее предательство показалось трагедией. Образы ее плавали вокруг, пропитанные чувством горечи. Вилли ощущал, как по лицу течет влага, но не мог понять – пот это или слезы. Медленно, словно издалека, пришла мысль, что он, должно быть, спятил, но Уильям не имел понятия, что с этим делать.

Мошки больше не кусали, хотя все еще жужжали возле его ушей. Он вслушивался в гудение с величайшей концентрацией, уверенный, что насекомые пытаются сказать ему что-то важное. Слушая с большим вниманием, он мог понять только бессмысленные слоги: «шоша», «ник», «осонни». Нет, это было слово, он узнал его! Белый человек. Оно означало «белый человек» - мошки, что, говорили о нем?