Unknown

Отмахиваясь от мух, Вилли неуклюже похлопал по ушам и снова уловил то слово: «чистилище».

Некоторое время он не мог понять, что слово значит: оно висело перед ним, облепленное мошкой. Смутно он разглядел сверкающую на солнце заднюю часть лошади, и две дорожки, остающиеся в пыли, - что это? Штуковина, сделанная из… постели – нет, это парусина. Уильям покачал головой. Это его спальник, обернутый вокруг двух волочащихся палок. Волочащихся... «Волокуши» - вот как это называется, точно. И кошка, там лежала кошка, чья голова была подвернута к плечу. В открытой пасти виднелись клыки, а глаза, похожие на необработанный янтарь, смотрели на Вилли.

Теперь пума тоже с ним заговорила.

– Ты безумен, ты знаешь это?

– Знаю, – пробормотал Уильям. Ответа кошки он не уловил – она прорычала его с шотландским акцентом.

Он наклонился ближе, чтобы расслышать, и почувствовал, что летит вниз сквозь густой, словно вода, воздух – прямо в ту открытую пасть. Внезапно всякое ощущение прилагаемых усилий исчезло: Вилли больше не двигался, но появилось чувство опоры. И кошку он больше не видел... О. Он лежал лицом вниз на земле, под щекой была трава и грязь.

Голос кошки снова подплыл к нему – гневный, но полный смирения.

– И это твое чистилище? Думаешь, из него можно выбраться, если пятиться назад?

«Ну, нет, – подумал Уильям, чувствуя покой. – Это уже полная ерунда».

ГЛАВА 38

ПРОСТАЯ РЕЧЬ

МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА задумчиво оглядела лезвия своих ножниц.

– Ты уверен? – спросила она. – Мне даже жалко, друг Уильям. Такой яркий оттенок!

– Я подумал, что вы сочтете его неприличным, мисс Хантер, – с улыбкой сказал Уильям. – Я слышал, что квакеры считают яркие цвета суетными.

Единственным цветным пятном в ее собственном платье являлась маленькая бронзовая брошь, что скалывала ее платок. Остальная одежда была в тонах сливок и серого ореха, но Вилли решил, что они ей к лицу.

Мисс Хантер посмотрела на него с упреком.

– Нескромный орнамент в одежде вряд ли схож с благодарным принятием даров, данных Богом. Разве синешейки выщипывают свои перья, или розы сбрасывают свои лепестки?

– Сомневаюсь, что у роз случается зуд, – сказал Уильям, почесывая подбородок.

Мысль о его щетине, как даре Божьем, была оригинальной, но не настолько убедительной, чтобы он решил стать бородачом. Щетина столь неудачного цвета росла энергично, но негусто. Вилли неодобрительно посмотрел в скромный квадрат зеркала в руке. Он ничего не мог поделать с шелушившимся солнечным ожогом, украсившим заплатами его нос и щеки, или с царапинами и ссадинами, оставленными его приключениями на болоте, – но, по крайней мере, отвратительные медные завитки, которые неистово прорастали из подбородка и покрывали уродливым мхом его челюсть, можно было немедленно исправить.

– Вы не будете столь добры?

Губы мисс Хантер дернулись, и она опустилась на колени рядом с табуретом, повернув голову Уильяма за подбородок, чтобы получше использовать свет из окна.

– Ну, что ж, – сказала она и прикоснулась прохладными ножницами к его лицу. – Я попрошу Дэнни прийти и побрить тебя. Осмелюсь сказать, что смогу постричь бороду, не поранив, но... – прищурившись, мисс Хантер наклонилась ближе, аккуратно обстригая вокруг подбородка. – Я никогда не брила ничего более живого, чем мертвая свинья.

– Цирюльник, цирюльник, – пропел Вилли, стараясь не шевелить губами, – побрей свинью. Из сколь... (английская народная песенка, буквальный перевод: "Цирюльник, цирюльник, побрей свинью. Из скольких щетинок получится парик? Четыре и двадцать, достаточно пока. Дайте цирюльнику щепотку табака". – прим. пер.).

Ее пальцы прижались к подбородку Вилли, надежно закрыв рот, но она тихо фыркнула, что можно было счесть смехом. Щелк, щелк, щелк. Лезвия приятно щекотали лицо Уильяма, и жесткие как проволока волосы касались рук, падая на потертое льняное полотенце, которое она постелила ему на колени.

Вилли не имел случая изучить ее лицо на столь близком расстоянии, и он в полной мере воспользовался краткой возможностью. Глаза Рейчел были почти карими, с зеленоватым оттенком. Ему вдруг захотелось поцеловать кончик ее носа. Вместо этого Уильям закрыл глаза и вдохнул; он мог бы сказать, что недавно она доила козу.

– Я могу побриться сам, – сказал он, когда мисс Хантер опустила ножницы.

Она подняла брови и взглянула на его руку.

– Я буду очень удивлена, если ты сможешь себя сам накормить, не говоря уже о бритье.

По правде говоря, Уильям едва мог поднять правую руку, и мисс Хантер кормила его последние два дня. Именно по этой причине Вилли передумал говорить ей, что на самом деле он левша.

– Она хорошо заживает, – вместо этого сказал он и повернул руку к свету.

Доктор Хантер снял повязку только этим утром, выразив удовлетворение результатами. Рана все еще оставалась красной и сморщенной, кожа вокруг нее была неприятно белой и влажной. Однако, несомненно, рана заживала; рука уже не выглядела такой опухшей, и зловещие красные полосы исчезли.

– Что ж, – сказала Рейчел рассудительно, – на мой взгляд, это хороший шрам. Хорошо зашит, и довольно красив.