Unknown

Росомаха говорил равнодушно, поскольку политикой не интересовался, хотя и мог повоевать время от времени, когда ощущал волнение духа.

– Неужели? – спросил Йен так же спокойно. – Ну, что ж.

Он не имел четкого представления, где находится Унадилла, кроме того, что это где-то в колонии Нью-Йорк, но не велика проблема. На заре следующего дня Йен отправился на север.

Большую часть пути его сопровождали только пес и собственные мысли. Однако в один из дней он наткнулся на летнее становище могавков, где его радушно приняли.

Йен сидел и разговаривал с мужчинами. Через некоторое время молодая девушка принесла ему миску рагу, и он поглощал его, почти не ощущая вкуса, хотя живот, похоже, был благодарен за горячее и его перестало крутить.

Йен не мог сказать, что зацепило его взгляд, но, отвлекшись от мужского разговора, увидел, что молодая девушка, которая принесла ему поесть, сидит поодаль от костра и смотрит на него. Она едва заметно улыбнулась.

Он стал жевать медленнее и внезапно ощутил вкус еды. Медвежье мясо, сочащееся жиром. Кукуруза и бобы, приправленные луком и чесноком. Вкуснотища. Изыскано приподняв темную бровь, девушка склонила голову к плечу, после чего поднялась, словно ее побудил к этому собственный вопрос.

Йен отставил свою миску и, вежливо отрыгнув, встал и вышел, не обращая внимания на понимающие взгляды мужчин, с которыми делил трапезу.

Девушка ждала – бледное пятно в тени березы. Они поболтали… Йен ощущал, как во рту формируются слова, чувствовал, как ее речь щекочет уши, но на самом деле не осознавал, о чем они говорили. Словно живой уголь в ладони, он держал свою пылающую злость, она дымилась и тлела в сердце, как горячая зола. Но девушка не станет для него водой, которой можно залить свои угольки, и распалять ее Йен не собирался. В его глазах полыхало пламя, и он был бездумным, как сам огонь, который пожирает любое топливо, если оно имеется, и умирает, когда оно иссякает.

Он поцеловал ее. От нее пахло едой, дублеными кожами и нагретой солнцем землей. Ни следа аромата лесов, ни духа крови. Девушка была высокая; Йен ощутил, как толкнулись ее мягкие груди, и опустил руки на округлость ее бедер.

Индеанка прильнула к нему – крепкая и полная желания. Затем отпрянула, отчего холодный воздух коснулся его кожи там, где только что прижималась она. Никто в доме на них не глядел, когда девушка за руку привела его в лонгхаус, взяла в свою постель и, голая, повернулась к нему в теплой полутьме.

Йен думал, что будет лучше, если он не увидит ее лица. Анонимно, быстро, возможно, с некоторым удовольствием и для нее. И ему станет легче. По крайней мере, на те несколько мгновений, когда он забудется.

Но в темноте она стала Эмили, и, стыдясь и злясь, Йен сбежал из ее постели, оставив позади лишь удивление.

СЛЕДУЮЩИЕ ДВЕНАДЦАТЬ ДНЕЙ он шел, ни с кем не разговаривая. Только пес рядом с ним.

ДОМ ТАЕНДАНЕГЕА СТОЯЛ на отдельном большом участке, но все же достаточно близко к деревне, чтобы считаться ее частью. Деревня выглядела, как любая другая, разве что возле крылец многих домов находились по два или три жернова, чтобы каждая женщина могла сама молоть муку для своей семьи, а не носить зерно на мельницу.

Собаки на улице дремали в тени возле стен и повозок. Но как только Ролло подходил на расстояние, когда его можно было унюхать, каждая из них удивленно подскакивала. Некоторые рычали и гавкали, но в драку никто не лез.

Люди вели себя иначе. Несколько мужчин, прислонившись к изгороди, стояли и наблюдали за работавшим в поле человеком с лошадью. Все они одарили Йена взглядами, в которых смешались любопытство и настороженность. Он почти никого не знал. Хотя один из них оказался тем, кого звали Поедающий Черепах – знакомый еще по Снейктауну. Другим был Солнечный Лось.

Солнечный Лось удивленно заморгал, глядя на Йена – не хуже, чем любой из псов, – и вышел на дорогу, чтобы встретиться лицом к лицу.

– Что ты здесь делаешь?

На долю секунды Йен подумал, не сказать ли ему правду. Но это не та правда, которую можно изложить быстро – если о подобном вообще говорят. И, разумеется, не при посторонних.

– Это не твое дело, – спокойно ответил он.

Солнечный Лось говорил на могавском, и Йен ответил на том же языке. Он видел, как поползли вверх брови, и Черепаха направился поприветствовать его, давая понять, что сам Йен тоже из каньен`кехака. Он явно старался предотвратить ту бурю, которая назревала. Йен в ответ поприветствовал Черепаху, и другие немного расслабились: озадаченные и заинтригованные, но уже не враждебно настроенные.

А вот Солнечный Лось наоборот... Ладно, в конце концов, Йен и не ждал, что парень бросится ему на шею. Он надеялся, – когда вообще задумывался о Солнечном Лосе, что случалось крайне редко – что Лось в этот момент будет где-нибудь в другом месте. Но вот он – тут как тут, и Йен криво усмехнулся сам себе, вспомнив старенькую бабулю Уилсон, которая как-то, описывая своего зятя Хирама, сказала, что тот выглядит, «словно не уступил бы дорогу и самому медведю».