Unknown

«Я не считаю его фантазером и не думаю, что он не осознает всей сущности индейцев, с которыми имеет дело», – медленно писал Уильям в письме к отцу, изо всех сил пытаясь облечь в слова все свои сомнения. «Генерал все отлично понимает. Но я помню разговор с мистером Гэрриком в Лондоне и его упоминание о драматурге, как о маленьком божке, который руководит действиями своих созданий, абсолютно их контролируя. Миссис Коули спорила с этим утверждением, говоря, что это заблуждение – считать, что творец управляет своими созданиями, и любая попытка осуществить такой контроль, игнорируя истинную природу этих созданий, обречена на провал».

Вилли перестал писать и закусил перо, чувствуя, что приблизился к сути вопроса, но, возможно, не совсем раскрыл ее.

«Я думаю, что генерал Бергойн не совсем понимает независимость мыслей и намерений, что...», – нет, это не совсем то. Уильям зачеркнул предложение и обмакнул перо, чтобы написать новое. Он так и сяк вертел фразу в уме, но отверг ее, сделал то же самое с другой фразой, и, наконец, отказался от поиска красноречия в пользу простой возможности освободить разум. Было уже поздно, за день Вилли прошел почти двадцать миль, и ему хотелось спать.

«Бергойн считает, что может использовать индейцев как инструмент, и я думаю, он неправ». Вилли какое-то время тупо смотрел на предложение, затем покачал головой, удивляясь очевидности сказанного, но ничего лучшего не придумывалось, и он больше не мог тратить время на усилие: огарок свечи почти догорел. Утешая себя мыслью, что, в конце концов, его отец знал индейцев – и, вероятно, генерала Бергойна – гораздо лучше, чем он, Уильям бодро подписал, посыпал песком, промокнул и запечатал письмо, после чего упал в кровать и провалился в сон без сновидений

Однако чувство беспокойства по поводу индейцев его не покинуло. Неприязни по отношению к индейцам Вилли не испытывал; на самом деле, ему нравилась их компания, время от времени он охотился с некоторыми из них или проводил дружеский вечер вокруг их костров, распивая пиво и слушая истории.

– Дело в том, – сказал Вилли Балкарресу однажды вечером, когда они возвращались с ужина, который с грандиозным количеством выпивки устроил генерал для своих штабных офицеров, – что они не читают Библию.

– Кто не читает? Постой, – майор Александр Линдсей, шестой граф Балкаррес, протянул руку, отстраняясь от проплывающего мимо дерева, и, вцепившись в него одной рукой, чтобы сохранить равновесие, нащупал ширинку.

– Индейцы.

Было темно, но Сэнди повернул голову, и Уильям увидел, как один глаз медленно закрылся, чтобы другим глазом он смог сфокусироваться на нем. Вина за ужином выпили очень много, а присутствие нескольких дам добавляло праздничного настроения.

Балкаррес сосредоточился на процессе облегчения мочевого пузыря, затем с облегчением выдохнул и закрыл оба глаза.

– Нет, – сказал он. – Они в основном не читают.

Казалось, на этом майор и собирался закрыть тему, но Уильяму вдруг пришло в голову – он и сам мыслил не так ясно, как обычно – что, возможно, ему не удалось до конца правильно выразиться.

– Я имею в виду, – продолжил он, немного пошатнувшись из-за порыва ветра, рванувшего сквозь деревья, – вот, к примеру, центурион (командир в римской армии, – прим. пер.). Ну, знаешь, он говорит «иди», и солдат идет. Попробуй-ка, скажи индейцу «иди» – он, может, пойдет, а может, и, черт побери, нет – в зависимости от того, увидит ли он в этом какую-то выгоду для себя.

Балкаррес был сосредоточен на застегивании ширинки и поэтому не ответил.

– Я имею в виду, – уточнил Уильям, – что они не подчиняются приказам.

– О, да. Не подчиняются.

– И все же ты отдаешь приказы индейцам? – он хотел сказать это утвердительным тоном, но получилось не совсем так.

Балкаррес руководил полком легкой пехоты, но также содержал большую группу рейнджеров, многие из которых были индейцами; и нередко сам одевался, как они.

– Хотя, ты ведь шотландец.

Балкарресу удалось-таки застегнуть ширинку, и теперь он стоял посреди тропы, сощурив глаза на Уильяма.

– Ты пьян, Вилли.

В его тоне прозвучало не обвинение, а скорее, приятное осознание того, что он сделал полезное умозаключение.

– Да. Но утром я протрезвею, а ты так и останешься шотландцем.