Unknown

Мне охота перевернуть стол, но ты приехала на неделю. Неделю я могу прожить без перевернутых столов, только немного сточатся зубы. Мама.

Я тебя люблю.

Я говорю это сама себе ежеминутно, чтобы не превратиться в монстра. Эти слова — «я тебя люблю» — как буд­то немного меня оправдывают. Я как бы пытаюсь этими словами бессозна­тельно уравновесить чашу весов.

«Я тебя люблю, мама» — это закли­нание, которое не дает мне с захо­дом солнца стать оборотнем.

Я закрываю глаза, вспоминаю твой запах в моем детстве. Вспоминаю, как я обнимала и нюхала неисто­во твои подушки, когда ты куда-то уезжала. Как я ждала тебя с рабо­ты, и только завидя из окна вдале­ке твою фигуру, начинала носиться по комнате и петь. Как я залезала под стол во время ужина, там было темно, и я видела твои колени и за­ходилась от счастья, что их вижу, ползала под столом, зная, что твои колени со мной. Вспоминаю твой голос, руки, шершавые от чего-то, но такие приятные, когда ты с силой гладишь меня по волосам, а мне не­много больно, чувствительные тон­кие волосы, но все равно — радост­но, что это твои, твои, мама, руки.

Твои разговоры со мной перед сном, когда я — о, чудо — вдруг сплю в тво­ей кровати, и ты мне рассказываешь про свою работу, про овец каких-то и коз, и страусов. И я жмурюсь от удовольствия и сладко засыпаю.

Твое любование мною, обожание, когда я бешусь, кривляюсь, изобра­жаю Филиппа Киркорова, Кузьмина и всех исполнителей, которых ты любила. Когда я надеваю немыс­лимые тряпки на себя — и ты, как истинный фанат аплодировала мне — «Артистка, артистка растет!» Твои объятья, очень резкие, поцелуи всегда стремительные, как в совет­ском кино, когда немного больно щекам. Твои подарки — куклу Зо­лушку, которую можно было пере­одевать, Карлсона, которого я всегда наказывала за непослушание — как и ты меня — лозиной дерева ивы, растущей под нашим окном и всегда зеленеющей раньше других лозин по весне...

Я открываю глаза и теперь у меня есть силы улыбаться тебе и говорить с тобою мягче.

Я поддерживаю в себе искусственно те чувства, которые не имею права потерять. Не хочу потерять.

Но меня не хватает надолго. Ты сно­ва скажешь какую-нибудь глупость, и я взрываюсь. Меня никто на свете не способен так качественно взор­вать, как ты.

Мы сидим вдвоем на кухне, и ты го­воришь:

— Знаешь, ты такая толстая, даже не знаю в кого. У нас все худые были.

Я так вообще до сорока лет такая ху­дая была, что даже не знаю, все го­ворили — маленькая дюймовочка. Сейчас конечно, я толстая, но это уже понятно. Но вот зато, когда я теперь толстая, то стала похожа на Екатерину Вторую. Я — Екатерина Вторая! Всег­да хотела быть Екатериной Второй. Я, кстати, как Екатерина царица Вторая, привезла вам хорошую краснодар­скую погоду. А то вы тут прозябаете. А я вот привезла жару. Видишь?

— Знаешь, мой Леня сказал — этот сарафан можно отдать нищим. Он просто меня старит. Нееее, Леня не знает, сколько мне лет. Что ты! Не дай бог! Я, кстати, скорую поэтому никогда не вызываю, если мне даже сильно плохо. Там же тетя прихо­дит и сразу с порога спрашивает — сколько полных лет? Неее. Я при Лене скорую никогда не вызову. У меня вообще столько трав собра­но и засушено, они мне как скорая. Я вот алой пила с медом, у меня, правда, потом аллергия по телу по­шла, что пришлось скорую все-таки вызвать. У меня на подоконнике алой такой растет, приедешь, я тебе отрежу, в Москву заберешь, а то вам там лечиться нечем совсем.

— Знаешь, я купила тебе тулупчик 52 размера. Что? Не будешь носить? Ну хороший, смотри, какой теплень­кий. Коричневый как раз. Я помню, ты всегда любила коричневые зам­шевые куртки. Нет? Ну че ты орешь? Ну. отдай тогда, кому подойдет. Да ладно-ладно, не тратила я деньги, не покупала я его, мне отдала одна женщина, ты знаешь, такая хорошая женщина, она тоже стихи пишет.

— Знаешь, что храм Василия Бла­женного построили еще до Христа? А что в Википедии? А что такое — Википедия? Ну и что, что там пишут! Какой Иван Грозный! Это языческий храм, говорю тебе, это еще наши предки построили, еще даже Москвы не было. Это языческий храм в честь бога Ра! Говно вся эта ваша Википе­дия, что ты! Я тебе книжку дам по­читать, там вся правда написана!