Unknown

 Маркиз вернул себе одновременно свое кресло и самообладание, выглядел столь встревоженным, словно его величество давал ему указания насчет формирования министерства, к возмущению маркизы, несмотря на все увещевания, просьбы, угрозы и мольбы мистера Сэдлера.

 

 Ее светлость была, что называется, блестящей женщиной: хотя дни ее славы были уже в прошлом, с помощью кашемира, бриллиантов и тюрбанов ее облик по-прежнему поражал. Ее светлость не была примечательна ничем, кроме вкуса в выборе пуделей, попугаев и ювелирных изделий, вызывая должное восхищение у Теодора Хука и Джона Буля.

 

 - О, маркиз! - воскликнула ее светлость, а ее любимый зеленый попугай, слетевший со своего любимого насеста на левое плечо маркизы, начал кричать с нею в унисон. - О, маркиз, моя бедная Джулия! Вам ведь известно, мы заметили, какой нервной она была несколько дней назад, я дала ей блюдце маранты с молоком, кажется, ей стало немного полегче, и я сказала миссис Грейвс: «Я действительно думаю, что ей немного лучше», мы радовались мысли, что дорогая крошка насладится спокойным сном, но тут миссис Грейвс закричала: «О, миледи! Миледи! Джули плохо!», когда я оглянулась, она лежала на спине, билась в судорогах, глаза закрыты.

 

 Тут маркиза заметила мистера Грея и наградила его столь величественным взглядом, какого только можно ожидать от дамы-покровительницы Альмака.

 

 

 - Маркиза, мистер Вивиан Грей. Любимая, уверяю тебя, мы заняты самым важным, самым...

 

 - О! Ни за что в мире не стала бы я тебя тревожить, лишь скажи мне, что, по твоему мнению, мне делать: пиявки, теплая баня, или послать за доктором Синей Таблеткой?

 

 Маркиз был немного раздражен, кажется, ему хотелось, чтобы ее светлость вернулась в свою комнату. Он почти уже придумал нежное увещевание, досадуя, что его авторитетный юный друг стал свидетелем столь легкомысленного вторжения, но этот многоопытный юнец, к изумлению будущего премьер-министра, сразу же порекомендовал «теплую баню», а затем прочел, с равной скоростью и эрудицией, лекцию о собаках и их болезнях в целом.

 

 Маркиза удалилась, «теперь волнуясь о Джулии не так сильно, как последние несколько дней, поскольку Вивиан заверил ее, что это - не апоплексия, а всего лишь первый симптом эпидемии».

 

 Уходя, она шептала приличествующие случаю благодарности юному врачу Джулии.

 

 - Да, мистер Грей, - сказал его светлость, пытаясь восстановить чувство собственного достоинства, - мы обсуждали настроения общественности касательно известного предмета, когда это злополучное вторжение...

 

 Вивиану было несложно собраться с мыслями, и он продолжил, не будучи раздосадован, как его светлость, домашней сценой.

 

 - Нет нужды напоминать вам, ваша светлость, что две большие партии, на которые разделено это Государство, по-видимому, несоразмерны. Ваша светлость прекрасно знает, как партия, к которой, как говорят, принадлежит ваша светлость, полагаю, ваша светлость знает, из кого состоит эта партия. С другой партией мы ничего поделать не можем. Милорд, я должен высказаться откровенно. Ни один мыслящий человек, а таковым, полагаю, является Вивиан Грей, ни один мыслящий человек не может хотя бы на мгновение предположить, что вы, ваша светлость, можете испытывать сердечную привязанность к партии, которая вас предала. Как же так, задают вопрос мыслящие люди, как же маркиз Карабас мог стать игрушкой клики?

 

 Маркиз громко вздохнул:

 

 - Они так говорят, да?

 

 - Милорд, послушайте разговоры слуг в своем вестибюле, что еще мне нужно сказать? И что же? Разве это мнение - правда? Рассмотрим ваше поведение по отношению к партии, к которой, как говорят, вы принадлежите. Ваши избиратели принадлежат им, ваше влияние принадлежит им, и что вы получаете взамен всего этого, милорд, что взамен? Милорд, я не столь безрассуден, чтобы предположить, что ваша светлость, один и без поддержки, может быть вершителем судеб этой страны. Было бы смешно хоть на мгновение поверить в такую мысль.

 

 Народ ни секунды не терпел бы существование такого человека. Но, милорд, сила - в единстве. Нет, милорд, погодите, я не собираюсь советовать вам броситься в объятия оппозиции, оставим такие советы для молокососов. Я не собираюсь следовать линии поведения, которая могла бы хоть на мгновение поставить под сомнение благородство вашего характера - оставим такие советы для глупцов. Милорд, именно для того, чтобы вы не изменяли себе, чтобы доказать благородство вашего характера и заставить маркиза Карабаса выполнять свои обязанности, выполнения которых требует от него общество, я, Вивиан Грей, член этого общества и скромный друг вашей светлости, высказываюсь столь дерзко.

 

 - Друг мой, - горячо возразил пэр, - ваши слова не могут быть слишком дерзкими. Мой разум открыт для вас. Я чувствовал, давно уже чувствовал, что я - не тот, кем мне следует быть, делаю не то, чего от меня требует общество, но какова ваша панацея? Какой линии поведения мне придерживаться?