Unknown

 Вивиан придержал поводья коня в буковой роще, потом выехал на дармштадский тракт, ведущий прямо во Франкфурт. Толпа, кажется, росла с каждой минутой, но, поскольку все они спешили в одном направлении, его продвижению никто особо не мешал. Во Франкфурте проходила ярмарка, на всех лицах сияло воодушевление, которое мы всегда наблюдаем на больших собраниях наших ближних, неважно, собались они для убийства, получения удовольствия или прибыли, собираемся ли мы присоединиться к банкету, к битве или к ярмарке. На вершине холма стоит старая римская башня, с этой точки взору Вивиана предстал цветущий город Франкфурт, его живописный Собор, многочисленные виллы и красивые сады посреди плодородной долины Майна. Пересекая мост через реку, толпа становилась столь плотной, что пройти сквозь нее было почти невозможно, Вивиан с величайшими трудностями пролагал свой путь по старым узким извилистым улочкам со множеством высоких старинных домов с тяжелыми ставнями и зубчатыми шпилями. Но строения эти в данный момент не встречали путешественника, как обычно, своей мрачной наружностью с налетом старины: их внешние стены в большинстве случаев были завешены широкими полотнищами ярких цветов - в основном красного, голубого и желтого. Эти знамена торговли были призваны не только продемонстрировать качество товара, продававшегося внутри, но также и сообщить любопытному путешественнику имя и нацию предприимчивых владельцев. Надписи на немецком, французском, русском, английском, итальянском, и даже на иврите, удивительные письмена на каждом образчике шерсти, и, словно этого было недостаточно, чтобы привлечь внимание прохожего, активного подмастерья или помощника, добавлен красноречивый комментарий об исключительной честности владельца. Городские площади и другие открытые пространства, воистину, любая местность, огражденная от быстрых колес тяжелого старомодного экипажа франкфуртской аристократии и от горячих копыт их лоснящихся длиннохвостых коней в упряжке, уставлены большими броскими киосками, ломившимися от накопленных богатств всех стран мира. Французские шелка и часы соперничали с манчестерскими хлопчатобумажными тканями и шеффилдскими столовыми приборами, привлекая зевак и заманивая их в ловушку, сияли венецианские цепочки, неаполитанские кораллы и венские чубуки, возвышался киоск знаменитого книгопродавца, ждущего грядущей Лейпцигской ярмарки, которая должна была немного компенсировать вялые продажи и дурной вкус жителей Франкфурта, тут же стоял продавец болонских сосисок, абсолютно уверенный, что в некоторых вопросах вкус у франкфуртской публики абсолютно нешуточный. Все шумели, торговались и заключали сделки, ссорились и разговаривали на всех языках, Вивиан Грей был доволен, хотя у него не было возможности получить или потратить деньги.

 

 Наконец, Вивиан достиг Центральной улицы, толпа здесь была не менее плотной, но места было больше, поэтому ему удалось вовремя прибыть в гостиницу «Римский император», в которой он остановился. Ему долго пришлось ждать, чтобы узнать, почтил ли сейчас барон Юлиус фон Кенигштайн сие респектабельное заведение своим присутствием, поскольку, несмотря на то, что иногда Вивиану удавалось добиться аудиенции вечно спешащего писателя, у этого типа была привычка никогда не отвечать в вспешке на вопрос, с которым к нему обратился путешественник. Пока Вивиан размышлял над этой дилеммой, его поприветствовал величавый мужчина ростом выше среднего. Он был в прекрасной военной форме зеленого цвета с золотыми позументами, вышивкой и сияющими аксельбантами. На треуголке развевался пестрый плюмаж, на широком золотом поясе висело оружие необычной формы и дорогой отделки. Человек этот был столь же чопорен и величественен, сколь блестящ. Он старательно защищал свои глаза от осквернения встречей с земной юдолью, его крепко сидящая на голове шея редко снисходила до того, чтобы изменить свое перпендикулярное положение. Сюртук его был застегнут до подбородка, все пуговицы на груди застегнуты, исключение он сделал лишь для одного маленького отверстия, элегантно заполненного изящным белым батистовым платком со стойким ароматом парфюма. Этим великолепным джентльменом, которого по ошибке можно было принять за курфюрста Немецкой империи, если бы таковая существовала, или хотя бы за мэра города, оказался ливрейный лакей барона фон Кенигштайна, и благодаря его учтивому содействию Вивиан вскоре поднимался по лестнице Римского императора.

 Вивиана провели в апартаменты, в которых, как оказалось, завтракали три-четыре человека. Мужчина средних лет и яркой внешности резко поднялся с усыпанного подушками мягкого кресла и протянул руку в приветствии.