Unknown

 - Дорогой мистер Грей! Я оставил записки для вас во всех главных гостиницах города. А как поживает Евгений? Необузданный темперамент, как для студента, но прекрасное сердце, и вы были столь добры к нему! Он чувствует себя стольким вам обязанным. Вы будете завтракать? О! Вижу, вы улыбаетесь моему предположению, что путешественник еще не завтракал. Вы приехали сюда из Гейдельберга сегодня утром? Невероятно! Всего лишь из Дармштадта! Я так и думал! Значит, прошлым вечером вы были в Опере. И как вам маленькая синьора? Мы собираемся ее заполучить! Доверьте это лучшим людям Франкфурта! Прошу, садитесь, воистину, я забываю общепринятые законы вежливости. За удовольствием иметь друзей следует удовольствие представить их друг другу. Князь, для вас будет огромной радостью познакомиться с моим другом мистером Греем. Мистер Грей, князь Сальвински! Мой близкий друг, князь Сальвински. Граф Альтенбург! Мистер Грей! Мой близкий друг граф фон Альтенбург. И шевалье де Боффлер! Мистер Грей! Мой близкий друг шевалье де Боффлер.

 Барон Юлиус фон Кенигштайн был министром парламента Франкфурта, высшего органа власти в немецком городе. Сам он был низкого роста, но деликатного телосложения, немного лысоват, но, поскольку ему было всего тридцать пять лет, вряд ли это было связано с его возрастом, а оставшиеся его волосы - черные, лоснящиеся и завитые, доказывали, что их собратья-завитки были утрачены недавно. Черты его были мелки и непримечательны, выделялись лишь огромные влажные черные глаза, которые вряд ли могли принадлежать стоику, сияя выразительностью и бесконечным оживлением.

 - Насколько я понимаю, мистер Грей, вы на постоянной основе занимаетесь философией. Молю вас, скажите, кто ваш любимый наставник? Кант или Фихте? Или взошла какая-то новая звезда, открывшая происхождение нашей сущности и доказавшая, что есть не нужно? Граф, позвольте положить вам еще немного этих сосисок с заварными пирожными. Со слов Евгения, боюсь, я понял, что вы почти погибли, жаль так говорить, хотя я жажду стать вашим лекарем и способствовать вашему исцелению, Франкфурт предоставляет мне слишком мало средств для вашего лечения. Если бы вы еще раз выбили для меня назначение в ваш веселый Лондон, я действительно смог бы добиться какого-то эффекта, или хотя бы будь я в Берлине, или в вашей очаровательной Вене, граф Альтенбург! (граф кивнул), или в этом раю женщин, Варшаве, князь Сальвински! (князь кивнул), или в Париже, шевалье!! (шевалье кивнул), вам было бы сложно найти извинения для грусти в обществе в обществе Юлиуса фон Кенигштайна! Но Франкфурт, да, де Боффлер?

 - О, Франкфурт! - вздохнул французский шевалье, который тоже был прикреплен к миссии в этом городе, но думал о веселых бульварах и блестящем Тюильри.

 - Мы - истинные граждане этого города, - продолжил барон, сделав смачную понюшку табаку, - истинные граждане! Вы нюхаете табак? - и он протянул Вивиану золотую табакерку, украшенную головой в короне в обрамлении бриллиантов. - Подарок короля Сардинии в благодарность за проведенные мною переговоры о браке герцога ..... с его племянницей, а кроме того, я уладил давно кипевший спор о праве на ловлю анчоусов на левом берегу Средиземного моря.

 - Но женщины, - продолжил барон, - женщины - совсем другое дело. Можно найти некую отраду у маленьких буржуазок, которые весьма рады избавиться от своих деловых ухажеров, после вальса ведущих светские разговоры о векселях вперемешку с рассказами о патриотической любви к своему вольному городу и легкой болтовней о том, что они называют «изящными искусствами», о своих ужасных коллекциях «малых голландцев»: настоящая школа живописи, нечего сказать! Капуста кисти Герарда Доула и канделябр кисти Миериса! Возьмите миску супа и согрейтесь, пока его светлость продолжает свой рассказ о том, как он до смерти замерз нынешней весной на вершине Монблана. Как это было, князь?

 - Ваша светлость много путешествует? - спросил Вивиан.

 - Я повидал некоторые страны. Это весьма интересно, когда вы молоды, но когда больше узнаете о жизни, новизна рассеивается, восхищение исчезает. Я посетил все уголки земного шара. В Европе я видел всё, кроме чудес князя Гогенлоэ. В Азии - всё, кроме руин Вавилона. В Африке я видел всё, кроме Тимбукту, а в Америке - всё, кроме гор Крокера.

 После еды австрийцы больше всего интересуются музыкой, и графа Альтенбурга, который имел несчастье в данный момент поглотить один из огромных источников своего удовольствия, теперь волновал вопрос, сможет ли он найти какое-то утешение благодаря второму. Резко отодвинув тарелку, он сказал с беспокойством:

 - Джентльмены, может ли кто-то из вас сказать мне, какова вероятность прихода синьоры?

 - Сегодня никаких новостей, - печально сказал барон, - я почти в отчаянии. Что вы думаете о последних записках, которыми мы обменялись?

 - Очень мало шансов, - сказал шевалье де Боффлер, качая головой. - Воистину, все эти бургеры со своим нарочитым энтузиазмом очень плохо управляют делами. Ни одна опера не сможет преуспеть, если ею не дережирует комитет аристократов.