Unknown

Когда я, пошатываясь, дошел до кухни, Уинстон бросился вперед, чтобы поприветствовать Эмери, что стало для меня сюрпризом. Не то, что пес направился к нему, а то, что глава дома встал уже в четверть девятого - мне пришлось свериться с настенными часами с петухом. Поначалу я боялся выходных, потому что всегда было неловко, когда он был дома, но в последнее время он уходил еще до того, как мы вставали.

«Доброе утро», - поприветствовал я его, наблюдая, как он гладит собаку, а затем направился к кофейнику. «Спасибо, что приготовил кофе».

Ничего. Никакой реакции.

Это было что-то новенькое. Обычно мы были хотя бы вежливы в общении. Я так старался не мешать ему: выходил из комнаты, когда он входил, всегда куда-то шел, если мы не задерживались за совместным ужином, молчал, пока он разговаривал с девочками, вставал и начинал мыть посуду как можно быстрее.

«Ты куда-то идешь?» спросил я, снова пытаясь завязать разговор, заметив, как он одет - джинсы, твидовый пиджак, жилетка и броги - немного чересчур для раннего субботнего утра.

Он проигнорировал мой вопрос. «Лидия в ярости из-за тебя».

Я перестал любоваться тем, как пиджак облегает его плечи, как вздымается его грудь, какой длины у него ноги и как воротничок белой рубашки смотрится на его загорелой коже, который, как я понял, был его естественным цветом. «И почему же?» спросил я, хотя все, о чем я мог думать, было... Яростная Лидия. Это звучало как детская книжка, где у главного героя были проблемы с управлением гневом.

«Меховые накидки, которые должны были надеть девочки».

«Лидии нравится быть яркой», - ответил я, став чересчур веселым.

«Что?»

Я отмахнулся от него.

«Она была в ярости из-за того, что девочки не хотели надевать накидки. Для нее очень важно, чтобы церемония имела особый вид».

«Хорошо», - сказал я, подойдя с Уинстоном к собачьей двери и отодвинув металлическую деталь, которая открывала ее на день. Последний, кто ложился спать, задвигал дверцу на ночь, а в последнее время это был Эмери. Именно он приходил в любое время суток.

«Хорошо?» - язвительно сказал он. «Это все, что ты хочешь сказать?»

«Что?» Я даже не следил за ним, почти не слушая.

«Ты меня слышал?»

Почему он так рано с утра начал говорить мне гадости? Если он хотел на меня накричать, то должен был подождать, пока я выпью еще кофе. «Извини, что так получилось, я имею в виду накидки, но если бы ты услышал альтернативу, то...»

«Но я не слышал, Бранн», - огрызнулся он, прислонившись к стойке у холодильника. «Я ничего не слышу от девочек, потому что они уже все тебе рассказали. Они уже доверились тебе, и им больше нет дела до разговоров с отцом».

Я хотел наброситься на него и сказать, что это полная чушь, но не имел права, а главное, не хотел, чтобы он выгнал меня из дома и отрезал от своих детей раньше времени. Поэтому вместо того, чтобы разорвать его на части, я решил уйти. Я мог бы переодеться, пробежаться и выпить кофе, находясь на улице. Кофе он варил дрянной, слабый и...

Эмери поймал мое запястье, прежде чем я успел проскочить мимо него, и его сила была поразительной, поскольку он удерживал меня на месте, как и тот факт, что он двигался очень быстро, чтобы перехватить меня.

Когда я обернулся, чтобы посмотреть на него, понять, в чем дело, то с удивлением обнаружил, что он смотрит на меня. Он смотрел на меня таким великолепными, плавящими шоколадно-коричневыми глазами, не сводя с меня пристального взгляда, пока расстояние между нами сокращалось до нуля.

«Перестань убегать от меня», - сказал он жестко, просительно и требовательно одновременно.

В голове помутилось. Я забыл, что нужно дышать, а во рту пересохло. Из-за комка в горле я не мог говорить, так что, к счастью, мне и не пришлось этого делать, потому что его прикосновение снова отключило мой мозг.

«Я знаю, что происходит. Я не глупый».

«Что ты... Когда это я говорил, что ты глупый?»

«Я захожу в комнату, а ты выходишь, и мне... мне это надоело».

Я понятия не имел, что сказать.

«А вчера вечером... Я пришел домой, совершенно промокший от дождя, а все вы были в твоей комнате, уютно устроившись в постели».

Я ждал, глядя на него, наблюдая за тем, как он подносит руку к моей щеке и ощущая каждое прикосновение его пальцев, словно крошечное клеймо на моей коже.

«Поначалу я был в ярости», - признался он, и я ощутил, как пылает мое лицо, когда он выдержал мой взгляд. «Или, если быть более правдивым, я снова разозлился, потому что в последнее время я все время злюсь на тебя».

«Меня?» - с трудом выдавил я из себя, звук больше походил на крик, чем на слово.

Он кивнул, проведя большим пальцем по моей нижней губе, медленно, с наслаждением, и я понял, что все его внимание сосредоточено на моем рте. «Я чувствую, что ты занимаешь мое место рядом с девочками. Я чувствовал это уже некоторое время, но потом я услышал твои слова, и ты сказал им абсолютную правду... что я люблю их больше всего на свете».