Unknown

В ту ночь я долго лежал без сна на своей кровати. У меня двое детей, наверное поэтому, было неизбежно, что в конце концов я увидел, как их лица заменяли лица боснийских детей в отделении для инвалидов. Я пытался этого не делать, но образы были слишком яркими. Это не проходило.

Я задавался вопросом, случалось ли то же самое с другими парнями, срок службы которых в SAS подходил к концу. Все всегда казалось проще. Я начинал злиться на себя и пытался бороться с тем, что казалось сентиментальностью. Единственный способ избежать этого, сказал я себе, это поступить так, как поступили Кев и Дуг: полностью погрузиться в работу. Что-то меньшее было бы не просто непрофессионально, это могло бы привести к нашей гибели.

По крайней мере, я начал понимать тот взгляд, которым наградил меня норвежский командир, когда я впервые приехал в лагерь, взгляд, который говорил: "Как бы ты ни старался, Босния проникнет в твою кровь и в конечном итоге отравит твой разум". Я стиснул зубы и перевернулся на другой бок. Только не я, это было не так. Как и у Томми, у меня тоже была работа, в которой я мог раствориться. Его работа была медицина, моя - война. Забудь об этом, сказал я себе, и я смогу с успехом вернуться домой.

Я как раз засыпал, когда услышал его. Сначала он был едва слышен из-за шума ветра, завывающего вокруг палатки. Но по мере того, как гости то приближались, то удалялись от меня, он становился все более знакомым. Я толкнул локтем Кева, сидевшего на соседней койке. Оказалось, что он тоже слушал это. Остальные уже заснули.

- Это то, о чем я, черт возьми, подумал? сказал я.

Звук самолета, большого четырехмоторного турбовинтового самолета, гудевшего где-то над базой, теперь можно было безошибочно узнать.

- Вот тебе и гребаный приказ о запрете полетов, - прошептал Кев. - Я и не знал, что у сербов или хорватов есть транспортные самолеты.

Я покачал головой. Это были не они.

- Это С-130, приятель, - сказал я.

Я столько раз летал на чертовом "Локхид Геркулес", что знал его звуковую характеристику наизусть, даже когда одна из этих чертовых штуковин кружила на высоте пяти тысяч метров²³.

Когда самолет начал описывать круги, шум стал стихать. Затем, через две или три минуты, он начал затихать. В конце концов, он вообще прекратился. Если бы не Кев, я мог бы подумать, что мне все это привиделось.

- Что, черт возьми, происходит? - спросил Кев. - Если они могут летать, почему мы не можем?

- Я не знаю, - ответил я.

Но утром я решил выяснить.

Глава 5

Официальная версия заключалась в том, что мы с Кевом были не в себе. Я навел справки в ГВ и еще в нескольких местах, но ответ был тот же: никто ничего не знал ни о каких ночных полетах, и уж тем более о полетах с участием C-130. Что касается запрета на полеты, то он по-прежнему оставался в силе. Все вылеты были отложены до дальнейшего уведомления.

Сбитые с толку, разочарованные и заскучавшие, мы удалились в бар в зоне отдыха пилотов, ставший теперь нашим вторым домом, и провели остаток дня, болтая о всякой ерунде. Мы уже начали терять всякую надежду на то, что нам когда-нибудь удастся выполнить задание в Маглае.

Если мы и собирались где-то поостыть, то чувствовали себя более комфортно в компании профессионалов. На этом этапе мы почти не притворялись перед норвежским экипажем в том, кто мы такие. Было бы бессмысленно, чтобы не сказать неблагодарно, пытаться пустить пыль в глаза людям, которые добровольно рисковали своими жизнями ради нас. Альтернативой было бы пообщаться с ребятами из "зеленой армии" на базе, многие из которых были призывниками. Любому бойцу полка трудно найти общий язык с людьми, которые в армии просто проводят время.

Атмосфера в баре и зоне отдыха пилотов менялась от усыпляющей до беспокойной. Когда ребятам приходилось бросать все из-за какой-нибудь ерунды или срываться на эвакуацию или челночные задачи, мы старались держаться подальше. Нет ничего хуже, чем когда вокруг тебя крутятся люди, которые не являются частью твоей компании, когда все кипит. Однако эти моменты были редкими всплесками адреналина в течение долгого, скучного дня.

Ближе к вечеру мы сидели за чашками кофе и делились впечатлениями. Они хотели знать все о Персидском заливе. Мы, в свою очередь, расспрашивали их о некоторых из их самых интересных миссий. В шесть часов я, как обычно, позвонил Джеймсу для уточнения деталей. - Удобно ли мы сидим? - спросил он.

Я был не в настроении шутить. Я раздраженно буркнул:

- Не говори мне этого. Кто угодно сегодня вечером летает в небе Боснии, но мы все еще на земле из-за мать-его-приказа о запрете полетов.

- Нет, - сказал он, стараясь держать себя в руках, - вы в деле. В штаб-квартире только что подтвердили эту новость. Это состоится сегодня вечером.

Я едва мог в это поверить и сказал ему об этом.