Унтер-офицер и другие

— Дорогие односельчане, сегодня мы провожаем в последний путь нашего героя! — Голос учителя окреп. — Хорошего человека и смелого бойца! Солдата новой народной полиции, который отдал свою молодую жизнь за то, чтобы в родном селе царил мир. Так поклянемся же здесь, над этой могилой, что мы никогда не забудем его и отомстим врагам за его смерть!

— Клянемся! — повторяем мы хором.

Мишенька подает команду «Заряжай!». Все полицейские и советские солдаты по команде поднимают вверх оружие.

— Огонь!

Раздается залп. Майор Головкин снимает со своей шапки красную пятиконечную звездочку и кладет ее на грудь Петеру, а затем, быстро надев шапку, отдает честь павшему.

После похорон я распустил личный состав по домам. Почти все полицейские не спали двое суток, многие из них едва стояли на ногах. В полиции остались я да Бубик: будем по очереди стоять у ворот.

Примерно в полночь ко мне пришли майор Головкин и Жига Мольнар. У обоих строгий, я бы даже сказал, несколько торжественный вид.

— Я зашел попрощаться с тобой, Фери, — протянул мне руку Жига. — Уезжаю в Дебрецен.

Головкин на моих глазах обнял Жигу и пояснил:

— В Дебрецене собирается сессия свободного венгерского Государственного собрания. Мне об этом сообщили час назад.

Я перевел расстроенный взгляд с майора на Мольнара и обратно. Не шутят ли они? Но нет, они не шутили.

Боже мой!.. Свободное венгерское Государственное собрание! Неужели это правда? Ну конечно же правда!

Мольнар явно торопится.

— Не сердись, Фери, — говорит он, — у меня нет времени. Сейчас военный грузовик отправляется в том направлении, мне бы не хотелось опоздать на него… Я еду в ЦК коммунистической партии, хочу узнать, что нам нужно делать в первую очередь… Следите за порядком в селе!

— Яни! — кричу я. — Товарищ Бубик, иди скорей сюда!

И через минуту рассказываю прибежавшему Бубику о том, что в стране уже существует венгерское правительство, а следовательно, существует и сама Венгрия.

Бубик ничего не говорит, а только смотрит на меня, вцепившись в мой рукав.

Майор Головкин и Жига Мольнар уходят, а мы с Бубиком неподвижно стоим посреди комнаты, крепко держа друг друга за руки.

С улицы до нас доносится шум отъезжающего грузовика.

6 января 1945 года

Этот день остался в моей памяти как настоящий мирный праздник. Правда, у нас в доме не было рождественской елки, увешанной конфетами, которые по традиции в этот день можно снимать с нее, однако мама сварила хороший обед: приготовила голубцы и даже испекла слоеный пирог. У брата Шандора в тот день было особенно хорошее настроение, так как утром он ходил в Модорош, а вернувшись оттуда, сказал, что скоро они с женой и детишками переселятся в дом тестя, где им выделена комната, кухня и кладовая. Но это было событие, касающееся только нашей семьи, а более важное заключалось в том, что механику с мельницы удалось починить старый электрогенератор, с помощью которого освещалось все село еще до того, как нас подключили к областной электросети.

Механик обещал, что сегодня вечером в селе будет электрический свет, — правда, пока только в домах, уличного освещения сейчас не будет.

Учитель Фекете каким-то чудом сумел организовать самодеятельность, участники которой в четыре часа будут выступать перед односельчанами. Уж сам по себе этот факт имел немаловажное значение.

После обеда я пошел на кладбище, на могилу Даниэля, возле которой встретил Габора Шуйома и Бубика.

В полицию мы возвращались втроем. Мне, правда, можно было бы в тот день и не ходить, так как дежурил Йошка Козма.

Там все было в порядке: посты своевременно выставлены. Должен заметить, что после случая с диверсантами дисциплина в полиции значительно повысилась.

В полиции нас поджидал Подолак.

— Господин Фери, — начал возчик, глядя на меня снизу вверх.

— Я уже сто раз говорил, что я вам не господин.

— Это верно, ну да все равно. Послушайте меня, товарищ начальник, внимательно: что это за полиция, когда у полицейских нет своей формы?

«Что теперь придумал этот старик? — подумал я. — Откуда нам взять форму? Ну да послушаю, что он там еще сморозит», — решил я про себя.

— Священник только тогда священник, — продолжал старик, — если на нем ряса. А если ее нет, тогда что же это за священник? Разве это не так? Пожарники да железнодорожники и те свою форму имеют.

— А наши полицейские неплохо выполняют свои задачи и в гражданском платье, — ответил я ему.

Старик упрямо замотал головой:

— Ни сено, ни солома. В форме совсем другое дело. Представьте, что все полицейские ходят в одинаковых дождевых плащах или в одинаковых непромокаемых шинелях! Если господь бог выглянет из-за облаков и увидит их, то сразу же подумает: вот, мол, бравые ребята…

Проговорив это, старик даже языком прищелкнул, словно хотел доказать, что лучше непромокаемых шинелей на свете больше ничего не может быть.

«Ну и чудак же этот Подолак! — подумал я. — На дворе январь, середина зимы, а он размечтался о дождевиках и непромокаемых шинелях! А может, этот хитрец вовсе и не пустой мечтатель, а просто опять что-то такое задумал?»

— А ну-ка выкладывай, что придумал, — приказал я ему.