И тут наш возчик самым подробным образом начал распространяться о том, что мы, быть может, и не знаем даже, что неподалеку от дороги, что ведет в Кешерюкут, стоит небольшой хуторок, который принадлежит одному паршивому заводчику. Только нужен он был этому буржую не для того, чтобы вести там хозяйство, а главным образом для того, чтобы наслаждаться в одиночестве со своей любовницей.
— Грязный тип этот буржуй, — продолжал расходившийся вовсю Подолак, — не то что честный пролетарий Подолак. Пришло время утереть этому буржую нос…
— Каким образом? — поинтересовался я.
Подолак рассказал, что он вывез с того хутора две парусиновые палатки, которые без дела валялись в подвале. Из них, как он рассчитал, выйдет не меньше двадцати дождевиков, красивых и таких крепких, что их не только дождь не пробьет, но и топором не прорубишь.
— Об этом не может быть и речи! — решительно заявил я, прервав водопад слов болтливого возчика. — Палатки немедленно вернуть их законному хозяину.
— Ай-ай, это никак невозможно. — Старик закачал головой. — Хозяина уже нет давно. Господин буржуй сбежал на запад.
— Тогда отнесите брезент на наш склад и оприходуйте!
— Это можно… Но только не целиком, а кусками… Знаете ли, я еще позавчера договорился с портным Чинчаком, и, как я думаю, он уже скроил двадцать плащей…
В этот момент, взглянув на меня, Подолак, видимо, сообразил, что ему лучше замолчать. Дойдя до ворот, он остановился и, обернувшись, прокричал, чтобы мы особенно-то не волновались, так как плащи из брезента выйдут великолепные и мы еще будем благодарить старого Подолака.
«Ну и пройдоха же этот Подолак! — думал я, решив про себя, что сама по себе идея с плащами не так уж и плоха. — А как обрадуются ребята! Все-таки, как ни говори, форменная одежда! Вот только я не знаю, сколько нажил себе Подолак на этом деле. А что нажил, в этом смело можно не сомневаться…»
В школе состоялся небольшой импровизированный концерт. Сначала Геза Фекете продекламировал несколько стихотворений, затем выступил детский хор человек из десяти, после чего была разыграна небольшая сценка, суть которой заключалась в следующем: одна крестьянка хотела отучить своего мужа от пьянства и для этого угостила его керосином. Это был концерт, первый концерт, данный в мирное время: хотя война еще и не закончилась совсем, но уже перекатилась через нас. В тот день я впервые видел маму спокойной. На концерте она много смеялась, а по дороге домой улыбалась.
— Думаешь ли ты об Илуш? — неожиданно спросила она меня. — И о том, что с вами будет?
Я не знал, что ответить ей, и потому промолчал. Однако я был немало удивлен тем, что мама уже задумывается о нашем будущем.
18—19 января 1945 года
Со вчерашнего дня через наше село идут советские части: пехотинцы, артиллеристы, танкисты.
Утром мне позвонил майор Головкин и попросил меня освободить замок, в котором, вероятно, расположится военный госпиталь.
Я с удивлением уставился на майора. Он улыбнулся и объяснил:
— Война еще не закончилась, противник окончательно еще не разбит. — И, не удовлетворившись этим своим объяснением, он пододвинул ко мне карту и продолжал: — Вот линия фронта. — Он провел пальцем дугу по карте. — Видишь? Гитлеровские войска в Будапеште мы окружили, однако гитлеровское командование пытается прорвать кольцо окружения и нанести нам контрудар. Вот эти стрелы обозначают направления контрударов. Левое крыло фашистских войск намерено нанести удар в направлении Эрчи, а правое — на Дорог и дальше до Дуная… Вот такое складывается положение. — Майор посмотрел на меня. — Разумеется, тебе хочется знать, что же будет дальше, не так ли? Так могу тебе ответить: мы их побьем. — Сделав по комнате несколько шагов, он продолжал: — Мы им такой удар нанесем, что они уже не оправятся. Дней через восемь-десять сюда подойдут наши войска, но учтите, пока это секрет. — Он улыбнулся и потрогал усики. — До тех пор мы обязаны держаться, а уж потом — вперед!
Положив мне на плечо руку, майор продолжал:
— Спокойствие, спокойствие и еще раз спокойствие. Это я говорю не столько для вас лично, сколько для ваших людей. Мы сюда пришли от стен Сталинграда, и все с боями, для нас несколько десятков километров не расстояние. Я понимаю, для вас это другое дело. Но вы не пугайтесь. Самое главное сейчас — это сохранить спокойствие. Необходимо навести порядок и дисциплину. Мелочами вроде воровства кур не занимайтесь. Сейчас самая важная для вас задача заключается в том, чтобы сюда не просочились недобитые, может переодетые в гражданское, нацисты и не наделали бы здесь паники…
К майору пришел лейтенант Григоренко. Головкин куда-то заспешил, и наш разговор на этом прервался.
Я вернулся в полицию, где мои люди буквально засыпали меня вопросами: «Где стреляют? Кто стреляет? Почему стреляют? И вообще что означает все это передвижение войск?»
— Война еще не кончилась, — объяснил я им, почти слово в слово повторяя то, что сказал мне майор. — Враг еще не разбит, но скоро будет окончательно уничтожен.