Тем более что параллельно новую роль начинают играть различного рода неправительственные структуры, которые из-за развития сетевого общества получают все больше реальных рычагов воздействия. М. Кастелльс видит три наиболее важные характеристики транснациональных неправительственных структур:
– в отличие от политических партий эти неправительственные структуры имеют значительную популярность и легитимность;
– эти неправительственные структуры заняты очень конкретными практическими вопросами;
– их ключевой тактикой стала медиа-политика, через медиа они мобилизуют людей для поддержки и достижения своих целей [13].
Разрушение иерархических государств сопровождается ростом сетевых структур, о чем давно писали военные аналитики (Дж. Аркилла и др.). Власть постепенно перераспределяется, и глобальные структуры, в том числе в виде транснациональных неправительственных организаций, забирают свою часть власти от национальных государств. И государства отдают ее по причине того, что они уже отдали власть медийным структурам, откуда ее черпают и неправительственные структуры. Идет медленное строительство в определенной степени иного типа демократии, когда интернет действительно дает равенство всем тем участникам, которые имеют к нему доступ.
При этом произошло разрушение понятия суверенитета. Это политическая плоскость, но еще раньше правительства оставили экономическую плоскость. Большая часть фиксируемых последствий информационной революции находится именно в этом:
– валюты и их стоимость;
– рынки и цены;
– бизнес и его регуляция;
– границы и движение людей и товаров через них;
– информация, которая доступна населению [14].
При этом одним из наиболее значимых последствий всех этих перемен становится возрастающая неопределенность положения человека. Наши действия постепенно теряют тот смысл, который был присущ им до этого. Разрушаются незыблемые, казалось бы, стандарты (например, нормы безопасности для США или Великобритании). По уровню безопасности мир как бы откатился на несколько порядков назад.
Неопределенность на уровне положения «перекодируется» на неопределенность осмысления. Как пишет С. Хоружий: «Кризисные явления в происходящем заключаются прежде всего в том, что с человеком начали совершаться какие-то нежданные и резкие изменения. Человек перестал быть прежним, казалось бы, вполне знакомым предметом, неизменным в своей основе, – и вместо этого стал предметом каких-то активных перемен, интенсивной антропологической динамики. К ее явлениям, например, принадлежат экстремальные, трансгрессивные, виртуальные практики, суицидальный терроризм; и такие явления все более ширятся и множатся. К этому добавляется то, что все существующие теории и концепции оказываются не в силах описать и объяснить эту новоявленную динамику» [15].
Единственным возражением вышесказанному можно считать то, что каждый раз и каждое поколение считает именно свой опыт уникальным и не повторяющимся в истории цивилизации. Например, можно вспомнить несколько вариантов «потерянного поколения», каждый раз возникающего после очередной мировой войны.
Движение глобализации вызывает протесты из-за надвигающейся нивелировки культурных различий. Однако теория конвергенции, сопровождающая глобализацию как ее последствие, вызывает возражения у представителей так называемой культурной разведки, которые не видят столь стремительного сближения и объясняют свою позицию конкретными причинами:
– культуры берут некоторые аспекты других обществ и отвергают другие;
– культурные изменения идут очень медленно;
– существует признание ценности разнообразия в человеческом обществе [16, р. 28–29].
Эти и другие параметры еще долго будут удерживать культурные различия, придавая им особое значение.
Глобализация оказалась более сильным процессом, чем может осилить на сегодня мир. Она уводит мир вперед быстрее, чем мир может к этому приспособиться. При этом слабых игроков отбрасывают на обочину еще чаще. Антиреагирование, которое началось с арабских стран, может получить более широкое распространение.
Тем более что мир ожидает ряд принципиальных изменений, к которым следует быть готовыми. Так, Питер Шварц видит такие грядущие изменения в новой Европе:
– новые системы управления, схожие с федеральными, но если США начали с 13 колониями и 3 миллионами человек, то у Европы 500 миллионов и большое число составляющих;
– принятие единой валюты является большим достижением, что было трудно сделать Франции и Германии, однако Великобритания так и не интегрировалась полностью, поскольку сохраняет фунт стерлингов;
– в ближайшие пять лет Россия попытается войти в Евросоюз, но первоначально будет отвергнута, однако затем все осознают преимущества энергетических ресурсов. Как следствие, НАТО не выживет в ближайшее десятилетие, а США должны будут принять другие социально-политические отношения с Европой [17].
Как видим, набор всех этих перспектив носит относительно радостный характер.