Управление мировоззрением. Подлинные и мнимые ценности русского народа

Святая вера в «единственно верное» учение, бескомпромиссное требование беспощадного слома старой, отжившей системы и замена ее на новую, разумеется, «абсолютно совершенную», без учета того, сколько слез и крови будет пролито в ходе этой замены, сколько судеб будет исковеркано – родовой признак радикального либерализма. Безусловно, в значительной степени русскую либеральную интеллигенцию подталкивал на путь именно радикального преобразования общества «вдохновляющий» пример европейских стран, политическая жизнь которых в XIX веке регулярно сотрясалась крупными и мелкими революциями. Поэтому нет ничего неожиданного в том, что градус общественной нетерпимости в России во второй половине XIX века взвинтился настолько, что теперь уже самодержавную власть не могли спасти и проводимые сверху самые что ни на есть либеральные реформы: Александр II – «царь – освободитель», был убит боевиками партии «Народная воля» именно в тот день, когда он одобрил новый проект политических реформ, названный конституцией Лорис-Меликова по имени его разработчика. В тот же период произошел окончательный сдвиг либеральных сил России от патриотизма к космополитизму и интернационализму, выразившийся в полном пренебрежении ценностями национальной традиции и культуры. Все общественные явления в представлении этих сил не носили больше своих неповторимых, уникальных особенностей, а стали безликими универсальными свойствами любого общества. Россия перестала для революционных либеральных сил быть любимой родиной, нуждавшейся в их помощи и поддержке, а стала ненавистной «тюрьмой народов», «захолустной, деспотической Азией», «врагом просвещения и прогресса», безнадежно сбившейся со столбовой дороги «правильного» развития человечества. В значительной степени помогла этому сдвигу либерализма в России в сторону радикализма и категорическому отказу от патриотизма новая, свежеразработанная, ставшая очень популярной в России радикальная либеральная теория – марксизм. В соответствии с этой новой либеральной теорией оказалось, что другого пути к обществу добра и справедливости, кроме как революционного, просто не существует; а у гегемона грядущей революции – пролетариата, нет и не может быть родины!

«Критиковать социализм или радикальный демократизм по существу никому не приходило и в голову; или, в лучшем случае, это можно было делать в узком кругу, в интимной обстановке, но отнюдь не гласно: ибо гласная, открытая критика крайних направлений, борьба налево были недопустимым предательством союзников по общему делу революции. Не только критика социализма и радикализма была неслыханной ересью (еще в 1909 году участники сборника “Вехи”, впервые решительно порвавшие с этой традицией, встретили негодующее порицание даже умеренных кругов русского общества, и П. Н. Милюков, выражавший ходячее общественное мнение либералов формулой “у нас нет врагов слева”, счел своей обязанностью совершить лекционное турне, посвященное опровержению идей “Вех”), – но даже открытое исповедание политической умеренности требовало такого гражданского мужества, которое мало у кого находилось. Ибо не только “консерватор”, “правый” было бранным словом; таким же бранным словом было и “умеренный”».

Семен Франк «Крушение кумиров»