Управление по Макиавелли. Тонкости этики и технологии управления современной компанией

Кто же против выдающихся умов? Но почему же эти умы, если они присутствуют в высшем эшелоне власти, обычно занимают места помощников, советников или руководителей функциональных подразделений, а не первых руководителей? На это счет есть меткая шутка: хорошисты нанимают на работу отличников, чтобы вместе с ними работать на троечников.

Более того, иногда мы встречаем на высоких административных постах умы негодные. Трудно сказать, кого там больше: умов выдающихся или негодных.

Дело в том, что для управленческого успеха вполне достаточно иметь ум значительный – главное, чтобы этот ум был практическим и гибким, а характер – сильным. Не случайно в американской системе образования больше внимания уделяется спорту, становлению сильного волевого характера, чем знаниям.

Вы заметили, что у троечников больше развито чувство юмора, чем у отличников? Это потому, что они чаще отличников оказываются в сложных жизненных ситуациях, где самому приходится искать выход из положения. Для большинства троечников это оказывается непосильным, они сдают жизненные позиции и остаются внизу социальной пирамиды.

Но у меньшинства такие же обстоятельства закаляют характер, учат гибкости и развивают чувство юмора, поддерживающее оптимистический настрой в сложных ситуациях. Таким людям приходится участвовать в многочисленных управленческих поединках с родителями и учителями, в уличных конфликтах и перепалках, накапливая тем самым бесценный жизненный и управленческий опыт.

Недаром говорят: жизненные испытания, которые не смогли нас сломать, сделали нас крепче!

Значит ли это, что не надо стремиться быть отличником? Нет, не значит. Это значит, что помимо академической учебы надо заниматься спортом и серьезно обучаться управленческой борьбе.

Когда Макиавелли говорит, что люди дурны и государь должен из этого исходить, он как раз и подразумевает, что подавляющее большинство людей имеют умы негодные, когда речь идет о социальной технологии.

Ярким примером этой массовой негодности умов является поведение избирателей на выборах, из-за чего всеобщее избирательное право привело к вырождению демократии в диктатуру денег.

143

Есть один безошибочный способ узнать, чего стоит помощник. Если он больше заботится о себе, чем о государе, и во всяком деле ищет своей выгоды, он никогда не будет хорошим слугой государю, и тот никогда не сможет на него положиться. Ибо министр, в чьих руках дела государства, обязан думать не о себе, а о государе, и не являться к нему ни с чем, что не относится до государя.

Мы находим здесь два признака, по которым можно увидеть непригодность помощника, от которого государю лучше избавиться.

Первый признак в том, что этот помощник старается «прогибать» технологию выполнения любого данного ему поручения таким образом, чтобы попутно реализовать какие-то свои личные интересы.

Например, сотрудница периодически ездит по делам в другую компанию, которая находится в центре города. Она выбирает для очередной поездки не тот день, который больше подходит для дела, а тот, когда у нее есть личные небольшие дела в центре города, чтобы заодно сделать и их в рабочее время.

Если мы начнем обращать особое внимание на эту проблему, то без труда распознаем эту нехитрую стратегию – прогибать выполнение любых поручений или заданий в выгодную для себя, а не для руководителя сторону.

Второй признак непригодности помощника в том, что он периодически обращается к руководителю с теми делами, которые входят в компетенцию своего или нижестоящего уровня управления. При этом помощник старается преподносить их так, что они вроде бы краешком касаются и компетенции руководителя. Но это «касание» нужно лишь для того, чтобы помочь сохранить лицо руководителю, вынужденному заниматься не совсем своими делами. Таким образом этот помощник пытается в своих интересах манипулировать руководителем и его отношениями с этими уровнями управления.

Оба эти признака становятся очевидными далеко не с первого раза, а лишь в результате накопления своего рода «внутренней статистики» руководителя, когда он от смутного подозрения переходит к сознательному наблюдению.