Упражнения

В понедельник после работы он получил очередное письмо, написанное от руки, с почтовым штампом Ипсвича. Хорошие новости! М-р Клейтон, учитель английского, писал, что поговорил с директором школы. Сначала разговор был безрезультатным. Но потом к ним присоединился учитель физики мистер Брамли. А затем мистер Клэр заявил абсолютно лишенному музыкального слуха директору, что таких пианистов, как Бейнс, – «один на миллион». И показал ему вырезку из норвичской газеты с рецензией на его выступление. И директор с неохотой решил сделать для него исключение. Было решено, что Бейнс – смышленый мальчик, чей потенциал помешали оценить скверные результаты экзаменов. И ему в конце концов разрешили в сентябре пойти в шестой класс. «Но тебе придется потрудиться на славу, – писал м-р Клейтон, – и если ты собираешься учиться спустя рукава, то это была бы непростительная глупость. Питер Брамли, Мерлин Клэр и я изо всех сил тебя защищаем. Не смей нас подвести. Я написал твоим родителям, что мы все ждем тебя в школе. О них не беспокойся. Я полагаю, ты им еще не огласил свои результаты».

Роланд отнес письмо наверх к себе, скинул башмаки и улегся на кровать. Два года назад, за какие-то десять минут, он произвел впечатление на учителя физики. Но с тех пор ни разу. Он тогда подошел к нему после урока и задал вполне искренний вопрос. Если привязать шнурок к концу обычной линейки и слегка потянуть, но не настолько сильно, чтобы преодолеть силу трения между линейкой и столом, на которой она лежала, значит, что-то должно происходить между концом линейки, к которому привязан шнурок, и ее противоположным концом. То есть на расстоянии от одного конца до другого действует некая сила или трение. И если потянуть сильнее, линейка начнет двигаться, вся целиком, и ее задний конец и противоположный одновременно. То есть по всей длине линейки должна мгновенно передаваться некая информация. Между тем, как сказал м-р Брамли, никакое тело в мире не может двигаться быстрее скорости света.

Он был настолько упоен своим заковыристым вопросом, что не запомнил объяснения, данного ему тогда учителем физики. И через два года уже жалел, что вообще раскрыл рот. А чем он так поразил м-ра Клейтона? Наверное, своим сочинением о «Повелителе мух». Лежа на кровати, устремив взгляд на пенопластовую плитку на потолке, он понял, что и в самом деле обманул сам себя. Его грандиозный провал на экзаменах обещал ему великое приключение. Красивое избавление от повседневной рутины, дерзкий побег, освобождение, как если бы он снова попал в лагерь Гурджи времен Суэцкого кризиса. Но теперь, без его разрешения, приключение отменилось, и на него снова легло бремя томительного ожидания, обязанностей и скучных школьных занятий. Он уже придумывал простенькое объяснение случившегося для родителей. Он собирался сказать им, что больше не хочет учиться в школе. Он, мол, хотел начать взрослую жизнь. Отец бы его понял, а мамин голос ничего не решал. Но после личного письма учителя они бы гордились тем, что его оставили в школе, и естественно настаивали бы на продолжении учебы.

Когда он рассказал Мириам по телефону о письме, она обозлилась на весь свет. А он знал, что она разозлится. Еще она начала его соблазнять:

– Этот Клейтон идиот. Я его знаю как облупленного. Вечно вмешивается, когда не просят. Это не его ума дело.

– Знаю.

– Ты достаточно большой, чтобы принимать свои решения.

– Я все равно буду приезжать к тебе. Все будет как раньше.

– Я хочу, чтобы ты все время был со мной.

– Да.

– Я хочу, чтобы ты бросил школу. Я хочу, чтобы ты был в моей постели.

Он оперся о стенку, чтобы не упасть. У него слегка кружилась голова. Ему не хватало воздуха в тесной будке.

– Всю ночь, ты понял? И утром. Чтобы мы просыпались вместе в одной постели. Ты можешь себе это представить?

– Да, – произнес он слабым голосом, но она его не расслышала. Он повторил «да», покорно выражая роковое согласие. На ночь и на утро.

– Значит, ты бросишь школу.

– Ладно. Брошу… но я не могу. Послушай, я подумаю.

– Перезвони мне через час.

Подобные препирательства продолжались в каждом их телефонном разговоре. Слушая ее, он был готов подчиниться. В свои без малого шестнадцать лет он был волен сделать свой выбор. Тут она была права. Ему хотелось быть с ней. Всю ночь, все ночи. Остальное – чепуха. Когда же он выходил из телефонной будки, то окунался в реальный мир, населенный реальными людьми, которые оказывали ему внимание и чего-то ожидали от него взамен. Он уже написал благодарственное письмо своему учителю английского. Он подтвердил родителям намерение остаться в школе, чтобы достичь уровня А в знании английского, французского и немецкого. Это еще два года учебы. Но и Мириам была для него реальным миром, и она была единственная, кто беседовал с ним по душам.

Ему потребовалось немалое мужество, чтобы в очередном разговоре с ней спросить:

– Но что я буду делать весь день, пока ты преподаешь?

Ответ у нее уже был готов:

– Ты будешь лежать в пижаме и ждать меня. А твою одежду я запру в сарае.