Они посмеялись. Он понимал, что она его дразнила. А на самом деле очень хотела, чтобы он вернулся в школу. Но его неодолимо влекла идея сидеть весь день в пижаме, имея лишь одну цель в жизни. В конце концов они пришли к компромиссу. Он приедет к ней за несколько дней до начала занятий и тогда…
Она прошептала в телефонную трубку:
– Мой милый, посмотрим…
Не желая вступать в дискуссии с м-ром Хероном, Роланд просто не вышел на работу, пожертвовав недельным заработком. Он скопил шестьдесят фунтов в однофунтовых банкнотах, и их толстая пачка лежала в его заднем кармане на пуговице, а он шагал следом за носильщиком, который нес его чемодан, и потом наблюдал, как чемодан погрузили в грузовой вагон поезда, следовавшего от станции на Ливерпуль-стрит до Ипсвича.
Она ждала его на платформе. Приветствуя друг друга, они едва обменялись объятиями и словами. Это они оставили на потом. Молча перенесли его чемодан через пешеходный мост-переход. Роланд предъявил контролеру на выходе с платформы свой детский билет и порадовался, когда тот не поверил, что ему еще нет шестнадцати. Но он был к этому готов и показал свой паспорт.
Мириам сказала:
– Вот видите. Он не обманщик. Вам бы следовало извиниться.
Контролер, еще не старый, но низенький и сморщенный, смиренно ответил:
– Просто делаю свою работу, мэм.
Она тронула его за локоть и ласково произнесла:
– Я знаю. Я знаю.
Когда они шагали по мрачному туннелю перехода, на обоих напал приступ дикого смеха. Ему понравилось, как она припарковала свой автомобильчик перед зданием вокзала, заехав на тротуар, прямо под знаком «Стоянка запрещена». Ради него. Его охватило радостное, до спазма в груди, ощущение свободы. Ну конечно же, ни в какую школу он не вернется. Это была бы непростительная глупость. Они с усилием втиснули его чемодан на заднее сиденье. Задняя дверца не закрылась. Она вынула из сумки моток веревки и передала ему. Он связал веревкой ручку чемодана и ручку дверцы и туго затянул морской узел. Он ощущал себя не только свободным, но и умелым, особенно когда сел рядом с ней и они наконец поцеловались, забыв, что делают это на глазах у десятков пассажиров, выходивших из дверей вокзала. Целоваться в машине! Он был в полуобморочном состоянии, и ему чудилось, что все происходит в кино, и это Париж, а не Ипсвич. Ему бы научиться курить, хотя табак – к стыду своему – он терпеть не мог. Они не виделись уже пять недель. Даже при том, что все это время Роланд предавался горячечным фантазиям, он уже многое подзабыл. Тепло, ощущение ее тела, прикосновение ее ладони к его шее и ее язык. Он был на последней грани возбуждения, на первых подступах долгой лавины оргазма, которая могла низвергнуться прямо здесь, в ее машине. Такого никогда не было в фильмах Трюффо. Осторожно, благоразумно он от нее отстранился. Она опустила руку на ключ зажигания, повернула и плавным движением тут же включила первую передачу, и машина, спрыгнув с тротуара, устремилась в поток транспорта. Она контролировала себя лучше него. Ему надо бы научиться быть таким же хладнокровным.
Но спустя десять минут, когда они свернули на узкую дорогу около лодочной мастерской и поехали вдоль поймы реки, его на несколько минут охватило волнующее чувство восторга и ужаса. Это был тот самый маршрут, по которому он впервые ехал с родителями на автобусе 202 в такой же, как сегодня, теплый день. Но сейчас он казался себе маленьким на фоне безбрежной синевы неба и реки, словно снова став, как тогда, смущенным ребенком. В этом пейзаже буквально все предвосхищало конечный пункт его путешествия и ближайшее будущее. «Бернерс-холл». Дубы, высившиеся на противоположном берегу, были школьными дубами. Как и телеграфные столбы с провисшими проводами, как и необычная пастелевая зелень придорожной травы и прогретый воздух, в котором витал солоноватый гнилостный запах прибрежного ила. Школьный запах. Все здесь напоминало школу, да и сам он был неотделим от школы.
– Что-то ты притих, – заметила она. Они проезжали мимо бетонной водонапорной башни на Фрестонском перекрестке. Еще одно напоминание о школе.
– Настроение начала учебного года.
Она положила ладонь ему на колено:
– Мы с этим разберемся.
Они потащили тяжеленный чемодан по садовой дорожке, внесли в дом и поставили на пол в гостиной. Его имя, выведенное карандашом на чемоданной бирке, возвещало о его гордом возвращении.
Она подошла к нему вплотную, нежно поцеловала, расстегнула молнию на его джинсах и, лаская его, начала говорить:
– Чемодан не может стоять тут все время, правда?
– Не может.
– Мы отнесем его в сарай.
Он засмеялся.
Она отвернулась и схватила чемодан за ручку.
– Подними-ка его со своей стороны.