Упражнения

Худенькая девочка-подросток в обтягивающем брючном костюмчике черного цвета открыла дверь похоронной конторы и, когда он вошел, отвесила ему церемонный поклон. Похоже, ей было указано не вступать в разговоры, или же она страдала расстройством речи. Она кивком пригласила его сесть на стул в небольшом красном зале ожидания, и его слова благодарности прозвучали излишне оживленно. Потом она, сложив ладони, сделала успокаивающий жест и исчезла за красной велюровой занавеской. Нигде в помещении не были разложены журналы – что ж, на это им хватило вкуса. На стене висела обрамленная фотография реки, узкой и быстрой, вероятно, это был Стикс. Хотя река больше смахивала на Ист-Дарт, где он как-то в подростковом возрасте незаконно рыбачил и поймал огромную форель на крючок с червяком – этот способ рыбалки, как он потом узнал, мог разозлить местных рыбаков, ловивших форель по старинке. Вынув из рыбы требуху, он пожарил ее на костре и съел на пару с Франческой, итальянкой, с которой познакомился в баре «Краймиа инн» в Олдершоте. Они, по его мнению, чудесно провели выходные, переночевав в позаимствованной палатке на лесной полянке в Дартмуре, хотя ему бы следовало провести это время в школе, готовясь к поступлению в университет. Но после возвращения из национального парка она написала, что больше не хочет с ним встречаться. Эту тайну он так и не смог разгадать.

Он вдруг услышал из отверстия в потолке над головой моросящий звук – настойчиво повторявшийся аккорд пришепетывавшего синтезатора, который сопровождался далеким шумом прибоя. Через минуту аккорд зазвучал чуть иначе. Музыка смерти в стиле «нью-эйдж». Он находился в помещении, которое некогда было гостиной скромного дома, зажатого между велосипедным магазином и аптекой в квартале недорогих двухэтажек эдвардианской архитектуры. Сосновая столешница кофейного столика, почти доходившего ему до колена, была покрыта крошечными пузырьками и черными волосами, выпавшими из кисти или головы, засохшими в заметном темном пятне – результате самостоятельной реставрации. Все стоявшие тут стулья были из разных гарнитуров. Его умилила непритязательная обстановка зала ожидания. Бромли и Картер изо всех сил постарались оформить тут все за малые деньги. И они столкнулись с той же трудной проблемой, что и дизайнеры величественных усыпальниц, вроде могилы Наполеона в Доме инвалидов, куда Роланд однажды вместе с Алисой отстоял длиннющую очередь: усопший сейчас здесь, потом не здесь – и не собирался возвращаться. Полированный красный кварцит или его умелая имитация – не все ли равно?

Его охватило чувство тревоги, словно отец еще не умер. Приостановленное событие, как в ситуации с котом Шредингера. Только присутствие сына-свидетеля рядом с трупом могло вызвать коллапс волновой функции и убить отца. Он вспомнил, как они с мамой сидели в похожем помещении и ждали вызова к хирургу-ЛОРу. В восьмилетнем возрасте у него возникли проблемы с дыханием, которые описывались словами «синусы» и «аденоиды», казавшиеся привычными добавлениями к его имени. Розалинда тоже не знала их значения и употребляла их поочередно как синонимы. Между ними разразился яростный спор, когда они сидели в кабинете ухо-горло-нос. Охваченный тошнотворным ужасом, Роланд слушал, как мама преувеличивала серьезность его симптомов. Пересилив свою робость, он заставил себя вмешаться и стал убеждать врача, что ничего страшного с ним не происходило. Ну, трудно дышать, ему это не слишком мешало. На низких полках около глубокой квадратной раковины стояли зловещего вида белые тазики с синими ободками, где очень скоро могли бы лежать окровавленные органы, вырванные из его тела. Он слыхал, что их называли почечными тазиками – за их почковидную форму. Он был готов сказать что угодно, все отрицать, лишь бы не дать доктору залезть в свой шкаф у стены, где у него хранились шприцы, скальпели и стальные щипцы. Никто же ему не объяснил, что необходимая процедура будет произведена в будущем, в другом месте и под анестезией.

Сегодняшняя процедура не предполагала такого же облегчения. Что же до мамы, то ему надо было прийти с ней сюда на следующий день. Занавеска раздвинулась, и из-за нее вышел отец девочки с протянутой к нему рукой. Роланд встал со стула, пожал руку и услышал сердобольные слова соболезнования мистера Бромли. Его внешнее сходство с дочкой казалось смешным. У обоих над тяжелым подбородком торчал нос-пуговка. Но если в ее бледности было что-то старомодно панковское и по-своему привлекательное, то бледность его кожи вызывала жалость. Ему надо было побольше бывать на воздухе.