Упражнения

Возвращаясь домой в такси, он признался себе: то, что произошло между Алисой и им, к делу не относилось. Все осталось в прошлом. И что бы он или кто-нибудь другой ни думал, это не имело значения. Если кто и пострадал, так это Лоуренс. С их сыном была другая проблема, проявлявшаяся по мере того, как он карабкался вверх, спотыкался и окрылялся маленькими победами, будучи семнадцати-восемнадцатилетним подростком, и потом, в двадцать один – двадцать два года, почти как его отец в таком же возрасте. Он менял работы, менял любовниц, он выбрал себе новую родину – теперь ею стала Германия. Он подумывал где-то осесть, наконец-то сдать экзамены на уровень А и получить высшее образование. Он собирался заняться арабским. Но потом понял: надо чем-то зарабатывать на жизнь, и так возник интерес к компьютерным технологиям. После чего его снова потянуло к математике, к бесплотной области теории чисел, не имевшей практического применения, – и именно в этом он видел ее обаяние. Но постепенно в последние четыре года его интересы четче сфокусировались. Он увлекся климатом. Он умел читать графики, разбирался в функциях вероятности и в безотлагательности действий, необходимых в условиях изменения климата. Он переехал в Берлин, где устроился в Потсдамский институт изучения климатических изменений. Каким-то чудом, если принять во внимание немецкую основательность в таких делах, он поразил тамошних сотрудников своими нестандартными математическими идеями и уговорил взять его на неоплачиваемую должность разносчика кофе и младшего ассистента-исследователя, покуда он не окончит достойный вуз. По вечерам он работал официантом в Митте[162].

Как следует оценивать успех у молодых? Он держал себя в форме, был любезен, замкнут, надежен и частенько, как его отец, оказывался на мели. Мало кто требовал от него предъявить диплом по математике из какого-нибудь Кембриджа. У Лоуренса все как-то само собой развивалось из знакомства в шестнадцатилетнем возрасте с юной француженкой в поезде.

Роланд считал, что его сын неважно разбирался в своих подругах. Лоуренс стал бы отнекиваться, но он явно отдавал предпочтение женщинам ненадежным, неопытным, нестабильным, эмоционально неуравновешенным. Среди них были матери-одиночки с непростой судьбой. Подобно Лоуренсу, подобно Роланду, если уж на то пошло, у них часто не было ни профессий (Роланд не считал себя музыкантом), ни высокооплачиваемых навыков, ни денег. Романы Лоуренса обычно заканчивались бурными разрывами, причем каждый такой разрыв оказывался по-своему эффектным. Бывшие возлюбленные потом не оставались его добрыми друзьями. В этом, по крайней мере, он отличался от Роланда. Все говорили, что из Лоуренса получится замечательный отец. Но всякий очередной разрыв казался удачным спасением для обоих. Удачно было и то, что за ним не тянулся шлейф брошенных детей.

Воксхолл-бридж был закрыт – там проводились дорожные работы, а из-за аварии было перекрыто движение транспорта по набережной Челси. Когда такси Роланда притормозило около его дома, было уже половина двенадцатого. Он вошел через проем в ограде – там некогда была калитка, но кто-то ее стащил два года назад, – миновал разросшуюся робинию, которая теперь застила солнце даже на уровне второго этажа, и почувствовал необычное для ночного времени беспокойство. Он бы позвонил кому-нибудь и поболтал, но сейчас было слишком поздно. Дафна была в Риме на конференции застройщиков. Питер поехал с ней изучать политический пейзаж города для отчета лондонским еврофобам. Простых евроскептиков ему было недостаточно. И Лоуренсу звонить было уже поздно. У него в Берлине на час больше. Рабочий день Кэрол начинался рано и тянулся долго. Она возглавляла целый канал на Би-би-си и в десять уже спала. Мирей была в Каркасоне, ухаживала за умиравшим отцом. Джо Коппингер уехал в Южную Корею на конференцию. Старинный ванкуверский друг Роланда Джон Уивер занят преподаванием – у него сейчас день в разгаре.